– Да, даю слово – прежде, чем переходить к подобному дознанию, я полностью удостоверюсь в вине кузнеца. Большего не могу обещать. Любимая, – устало добавил он, – ты себе и представить не можешь, как бы я хотел, чтобы Лилия Тиодо сказала, что это не он. Я, пригласив их, думал прежде позвать кузнеца – и если бы Лилия Тиодо его не узнала, то мы позвали бы тебя – мило перекусили бы да пообщались. Ты и кузнец ни о чем бы не подозревали, а я бы успокоился на его счет, но… Но она его узнала… И сейчас я выясню: почему она решила, что это он. Тебе там точно не нужно быть.
– Я знаю, что Нинно не мог такого сделать. Надеюсь, моя уверенность для тебя не пустой звук.
Рагнер проследил, как Маргарита уходит к себе, и как сам по себе крючок на угловой панели, закрытый из потайного прохода, встает на место. Далее Рагнер запер дверь своих покоев и направился в Оружейную залу. Лилия Тиодо, всё еще дрожа, прижималась к Адреами. Тот же испивал вино да лакомил себя мясным пирогом. Вьён старался утешить Лилию: он, пересев на скамью, держал руку белокурой красавицы обеими своими руками. Но казалось, что Лилия боялась именно Вьёна и именно от него отодвинулась к брату.
– Теперь мы поговорим, – сказал Рагнер, снимая с головы берет и вешая его на одежный крюк, поверх своего плаща. – Этот человек взят под стражу, и вам, госпожа Тиодо, более нечего здесь бояться.
Он подошел к буфету, взял новую чашу и, наполняя ее вином, встал у стола напротив темноглазой блондинки.
– Нет предела моей благодарности, герцог Раннор, – слабым голосом ответила Лилия, вырывая свою руку из ладоней Вьёна.
Рагнер за пару-тройку глубоких глотков осушил чашу и ответил:
– У меня есть вопросы и к вам. Как вы его узнали?
– Рагнер! – возмутился Вьён. – Что это такое? Допрос невинной?!
– Ответьте на вопрос, госпожа Тиодо. Простой вопрос… А ответ прост?
– Нет, не прост… Это вовсе не просто объяснить… Образ, жесты, голос… Как он двигается… Голос, конечно, прежде всего.
– Слух, по моему опыту, самый ненадежный из всех чувств плоти. Даже меня он порой подводит, хотя я слышу тоньше многих.
– Рагнер!! – еще громче воскликнул Вьён. – Немедленно прекрати.
– Я рад бы, – нахмурился Рагнер. – Но обвинение в надругательстве с насилием – слишком серьезно. Это унижение, позор для невиновного человека и всего его рода. Даже обвинение и заключение под стражу – большой позор! Соседи будут думать, что раз обвинили, то неспроста. Кузнец же – это брат баронессы Нолаонт и, значит, мой будущий брат. Госпожа Тиодо, опишите вашего насильника подробно.
– Было темно! – вскрикнула она. – А он так быстро меня схватил! Фонарь упал, и я ничего толком не видела.
– Но его образ вы узнали?
– Да! – нервно подтвердила она. – Я абсолютно уверена, что это – он! И я осознаю тяжесть обвинения и не желаю смерти невиновному, но ему… Я хочу видеть, как и он молит о пощаде… – резко встала она, закрывая лицо руками, пряча «подступившие слезы» и порываясь выйти из-за стола. Вьён суетливо вывел ее – она раздраженно высвободилась, отошла к окну и, отворачиваясь ото всех, достала из кошелька носовой платок.
Рагнер вспомнил, как в ратуше Маргарита точно так же, плача, раз отошла к окну. Он вздохнул и нахмурился сильнее.
– И всё же я требую, – сказал он. – Опишите его. Была ли у него, скажем, борода? Сложно не заметить бороду. Одежды можете описать? Плащ у него был или нет? В такое время ведь холодно в одном кафтане.
– Могу лишь сказать, – утирала «слезы» красавица, – что царапины на лице этого зверя от моих ногтей. Плащ и борода… борода… В свете фонаря я могла принять за бороду тень. Плащ точно был, цвет… синий… Но я едва успела повернуть голову, когда он на меня из-за дерева прыгнул – более я ничего не видела. Он потащил меня… и лицом в землю… Всё! Больше не могу!
Она «зарыдала» в платок, а Адреами ее обнял.
– Братец, я хочу немедленно уйти, – услышали мужчины между всхлипами.
Адреами помог надеть ей плащ и повел ее к выходу.
– Я провожу вас, – устало сказал Рагнер, но Вьён его задержал – когда господа Тиодо покинули залу, он страстно заговорил:
– Рагнер, во имя всего, что я для тебя сделал, за всю мою помощь тебе и поддержку, пока ты был юн или слаб, – казни этого зверя, как бы ни противилась баронесса Нолаонт! Иначе я забуду твое имя – ты навсегда перечеркнешь нашу дружбу! Я буду проклинать тебя, так и знай!
Рагнер медленно опустил веки, чувствуя себя в западне, и быстро их поднял:
– Я тебе скажу то же, что и ей, Вьён. Прежде, чем пытать кузнеца или казнить, я должен быть полностью уверен в его вине. Пойми меня, прошу. Если он виновен – я колебаться не стану, как бы баронесса Нолаонт не… Даже, если она меня бросит, я казню его, но только если буду уверен в его вине. До того он будет в тюрьме – а вы в первый день Венераалия прибудьте в Суд. Поступим по закону. Мне более нечего добавить.