«Сломленная белоснежная лилия, – пронеслось у Рагнера в голове, – гордый цветок, загубленный каким-то выродком ради своего краткого удовольствия».
– Госпожа Тиодо, – вздохнув, сказал он, – мне нужно, чтобы вы уточнили кое-что. У брата баронессы Нолаонт был плащ, но не синий, а красный, – стал он запутывать молодую женщину. – Сложно перепутать красный с синим, даже во тьме…
– Но, выходит, я перепутала… – слабым голосом произнесла Лилия. – Не помню, наверно… не до плаща мне было…
– Ладно… Что насчет лица? Борода, щетина или гладкое лицо? Это вы точно должны помнить – вы же лицо ему исцарапали.
Лилия Тиодо нахмурилась и мысленно отругала себя.
– Я не помню, – пролепетала она. – И не хочу вспоминать! Адреами?!
– Рагнер, не мучай ее, – занервничал Вьён. – Ты причиняешь бедняжке боль, разве не видишь?!
– Я не уйду без ответа, – жестко произнес Рагнер, вкалывая в Лилию ледяной взгляд. – Нельзя исцарапать лицо и не знать, чего касаешься. Думайте, – приказал он. – Вспоминайте, если не желаете зла безвинному!
Лилия Тиодо побледнела по-настоящему, а не из-за отбеливающих масел, какие делал ее «брат». Она судорожно думала, вспоминая Нинно.
«Он был свежевыбрит, когда вошел… – соображала она. – Но это ничего не значит. Ветки не исцарапали ему нижней части лица – значит: щетина или борода. Щетина, должно быть… Зачем отпускать бороду, если потом ее сбривать? Но про щетину меня наверняка не спрашивали бы… Что в ней особенного? Да черт возьми! – зачем я выдумала про поцарапанное лицо! Всё было так ладно! Борода или щетина… Черт, черт!»
Внешне она была спокойна, но Рагнер угадал ее смятение и тоже начал сомневаться.
«Да что я о ней, вообще, знаю? – внезапно озарило его. – Только то, что она и ее скользкий братец сами о себе наговорили!»
«Завралась, так вернись к первой лжи – и стой на ней!» – приказал в голове Лилии голос ее отца. Ниль Петтхог имел обширную бороду.
– Борода, – прошептала она, прижимаясь к Адреами. – Немалая на ощупь борода. И запах пота был… – содрогнулась она. – Можно я более не буду вспоминать?! – воскликнула Лилия и, резко поднимаясь, отошла к окну.
– Теперь можно, – мрачно ответил Рагнер, смотря на ее тонкий стан, подчеркнутый белым светом из окна. – Простите, если причинил боль, госпожа Тиодо, но так было необходимо. Более вас мучить я не стану, – поднялся он со стула. – Мне пора… Того выродка уже везут в Вардоц, в тюрьму, но у вас я на всякий случай оставлю охранителей. И еще одно… Ирмина, – обратился Рагнер к дочери Вьёна. – Удели мне пару минут, пожалуйста. Наедине.
– Хорошо, я тебя провожу… – удивилась девушка.
Рагнер распрощался с Вьёном, Адреами и Лилией, а с Ирминой заговорил уже во дворе. Двор этот был обширен, равнялся по размерам переднему двору герцогского замка, все деревья здесь срубили. Старик сгребал лопатой снег у небольшой конюшни, какую занимал единственный рыжий мерин.
– Ирмина, тебе мне нечего рассказать? – спросил Рагнер, направляясь к воротам. – Ты же общаешься с госпожой Тиодо как дама с дамой. Любая мелочь важна… То, что мужчинам не говорят: женские тайны… Может, тебе что-то странным показалось?
– Нет… – пожала пухлыми плечами Ирмина, но затем задумалась и оттянула вниз кудрявый локон. – Я вчера ненароком увидала, что Лилия хранит зеркальце в Святой Книге. Как давно, я не знаю… Может, оно туда случайно попало, но это показалось мне странным. Она эту Святую Книгу везде с собой по дому носит, читает ее…
– Ирмина, у меня к тебе просьба… – понизил голос Рагнер. – Понаблюдай внимательнее за госпожой Тиодо и особенно за ее братцем Адре…
– Нет! – перебила его Ирмина. – Не буду! Это низко!
Рагнер печально усмехнулся и, извинившись, вышел за ворота.
________________
Кони ступали среди леса несмело, меняя быстрый шаг на медленный. После Пустоши они вовсе поплелись, давая Рагнеру время поразмыслить.
«На одной чаше весов – зеркальце в Святой Книге, брошь и волосы Лилии… Сегодня по-новому их заплела… Но на другой чаше: синий плащ и борода. Вторая чаша перевешивает. Почему я еще сомневаюсь? Понятно почему: из-за Маргариты. Боюсь сделать выбор между ней и Вьёном, и не хочу, но, кажется, этого не избежать…»