Он снял кафтан и даже войлочный колпак, оставшись в толстой льняной рубахе, какую вытащил из веревок у промежности. На его голове еще осталась белая нижняя шапочка изо льна, а на теле – постыдные чулки сильван вместо штанов, из каких топорщилось сзади мешковатые исподники. Рагнер повернулся спиной к лесорубам, задрал рубаху и сказал:
– Свети теперь фонарем, бородатый хер, да не ослепни.
– Можат, намалявал… – донеслось робкое предположение какого-то мужика.
Но, кроме ребристого креста, фонарь высветил другие шрамы – и через миг лесорубы грохнулись в ноги герцогу Раннору, а с ними и две лупы.
– Так-то лучше! – удовлетворенно заключил Рагнер, оправляя свою рубаху. – Встаньте, дамы. А остальным – так и сидеть, вонючими мордами в грязный снег!
– Вашо Светлость! – донесся крик Рернота. – Уходют!
Рагнер увидел, что четверо мужчин, среди которых был Гафаг Боппхог, переваливаясь по сугробам, удирают в лес. Рернот с охотничьим ножом в руке погнался за ними. Бандиты же, как по команде, разделились – только Гафаг последовал за одним из них – в ту же сторону устремился и Рернот. Сиурт, бросив на землю свою модную шляпу, тоже побежал к лесу, на ходу снимая неудобный, слишком длинный кафтан.
– Взять мне их! – крикнул Рагнер лесорубам. – Словить с собаками! Всех из тех четверых до одного!
Видя, что бородачи поднимаются, он тоже побежал к лесу и быстро догнал Сиурта.
– Давай за толстым! – приказал ему Рагнер.
Сам он побежал за резвым рыжим пареньком, чья шатающаяся спина маячила едва различимым, светлым пятном овчинного жилета. Но лесная темнота и туман, не позволяли его настигнуть – чем сильнее сгущались сумерки, тем больше таяла надежда поймать бандита. В какой-то момент Рагнер остановился – метнул свой кинжал, после чего услышал вскрик, но пятно, удаляясь, исчезло. Пробежав еще немного вперед, он увидел капельки крови на снегу и понял, что лишь ранил «добычу». Своего кинжала герцог найти не смог, как ни старался. Он даже разгребал снег голыми, немеющими от холода, руками. Провалился ли кинжал в сугроб или же остался у бандита, Рагнер не знал, но и то и другое ему одинаково не нравилось. Подумав, он решил бросить преследование, чтобы не помереть от собственного оружия или от переохлаждения с последующей лихорадкой.
Дыша себе на руки и растирая тело, прикрытое льняной рубахой, Рагнер поспешил назад, возвращаясь по следам и удивляясь, что зашел настолько далеко в лес. Навстречу ему стал доноситься лай, и когда он, уже стучавший зубами, выбежал к лупанару, то увидел суету на пустыре – одни лесорубы вели собак, другие зажигали фонари, а третьи вооружались арбалетами. Бочонки у поясов и овчинные накидки говорили о том, что лесорубы готовились уйти в лес на всю ночь. На крыльце лупанара перешептывались «продажные дочери»; поодаль, у берега, любопытствовали горожане всех возрастов и пола.
При появлении герцога Раннора, лупы приветственно загудели, а им вторила толпа горожан. Лесорубы же снова упали на колени, перестав загораживать обзор, и Рагнер увидел Сиурта, облаченного в малиновый кафтан, синий плащ и шляпу с козырьком-клювом. Здоровяк скучал и лихо поигрывал кистенем, будто воевал с невидимым противником. У его ног, на земле, лежал связанный толстяк-свиновод, сам похожий на борова.
– Чччерт, Сиуртт, да ты меня нне перестаешь уд-дивлять, – проговорил Рагнер, надевая кафтан, натягивая варежки на закоченевшие руки и кутаясь с головой в войлочный плащ. Воздух в свете фонарей теперь мерцал крошечными льдинками, и ветер с моря бросал эту стеклянную пыль в лицо. Туман исчез, словно он нарочно задымил городок для того, чтобы помочь бандитам скрыться.
– Открой мне ббочонок, Сиурт, – попросил герцог, подпрыгивая на месте и дыша паром в темноту. – А ввы что? – крикнул он лесорубам. – Ччешите в лес. Приведите мне иих, мможет, пощщажу вваас.
С помощью Сиурта Рагнер сделал пару глотков крепкого вина, от какого по телу разлилось тепло, а выпитое пиво резко напомнило о себе. Оглядевшись, Рагнер побежал к лупанару. Залетев на крыльцо к обрадованным женщинам, он сказал:
– Ддамы, спасайте ггерцооога. Теплая убборная у вас есть? А то я уже себбе всё зммморозил.
– Да мы сугреам! Мы жа в ентам мастерицы! – развязно захохотали те.
– Ох, нет, красавицы, – ответил герцог, проходя в тепло и чувствуя колющую боль в ногах. – Невеста осерчает.
– Мы те новаю сыщаам, получшае прежняй, – раздался красивый нежный голос, какой Рагнер узнал, хотя не слышал его лет четырнадцать.