– Эорик, гони их и отсюда, – приказал Рагнер.
Эорик справился с поставленной задачей мастерски: охранители трижды выстрелили в воздух, отрезвив толпу. В тишине Эорик спокойно произнес:
– Через девять минут опустим решетку. Вам либо в Суд, либо за ворота, либо в узилище, либо на кладбище!
Вскоре площадь внутри Вардоца обезлюдела, решетка в воротах опустилась. Ругая последними словами «никчемного неженку-Лентаса», Рагнер спешился и помог сойти с лошадей дамам. Соолма оделась скромно: в белый двурогий колпак с вуалью, темное глухое платье и коричневый, подбитый овчиной плащ. Зато Маргарита убрала себя броско: в разрезе белоснежного плаща сияло золотыми узорами красное платье, шею и голову вокруг ее лица укутывал белый шелковый шарф, а сверху его покрыл «убор без названия» – бежево-золотистый платок, расшитый жемчужным бисером и дополненный красно-черной шляпкой-розой. Баронесса Нолаонт показывала себя «черни» во всем блеске своего статуса, хотя сама была тому не рада. Для прощания с Нинно она предпочла бы надеть что-то простое, чтобы быть Грити, а не Ее Милостью.
Рагнер поручил Аварту проводить в Залу Правосудия дам, гения и смотрителя замка, а сам вместе с Эориком направился в здание управы.
– Я смотрю, ты с Авартом в ладу? – спросил он друга по пути.
– Заговора против меня нет.
– Да?.. Ладно… А что скажешь про лестницу и кости?
– Когда кто-то по лестнице идет, то лампа на левой колонне позвякивает. Почему я не знаю, дозорные думают на призрака.
– Призрака… – повторил Рагнер. – Какой зловредный призрак! Наверно, мой предок его там, в караульной, прибил, а он мне теперь, гадина невидимая, пакостит… Эорик, разобраться надо с призраком!
– Лампу перевесили, а Аварт хорошо разобрался бы с играми в кости и карты, да и с воинами замка…
– Не понял?
– Рагнер… – замялся Эорик. – А мне не поздно в наместники?
– Лентаса я только через год смогу погнать, – задумался Рагнер. – Но нет, не поздно. Неженка мне уже осточертел. Правда, получать ты будешь вдвое меньше, но столько же, сколько Лентас – сто пятьдесят золотых рон в год, а потом, может, больше.
– Если без сборов, то я только рад.
– И да и нет… В Ларгосе сборы брать не будешь, иначе я Лентасу просто так, получается, платить стану. Но тебе придется наведываться в другие мои земли и там всех стращать, кого-то из должников вешать, кого-то калечить, у третьих забирать имущество. Ну или назначать приставов для всего этого… Так, будешь моим войсковым наместником, военачальником Ларгоса с серым шапероном и судьей верховным! «Железная книга» тоже на тебе будет. И это еще не всё… Нужно дать землеробам защиту и какой-нибудь суд, да так, чтобы они поняли – это они в нас нуждаются, а не мы в них. Надо объяснить, что закон – великое достижение: без закона сильный всегда прав, с законом – придет более сильный герцог Раннор и всех покарает огнем, как дракон.
– Хорошо, – немного подумав, ответил Эорик.
– Вот и чудесно, – широко улыбнулся Рагнер. – Будет у меня два наместника: три головы для дракона, лучше двух… Но сперва, Эорик, на остров Фёо давай, после – в Брослос к Миране. И кузнеца я никому, кроме тебя, доверить не могу. Он сейчас поважнее, чем даже дела в Ларгосе.
Эорик молча кивнул.
Рагнер вышел на полукруглый угловой балкон Вардоца. Его увидели горожане – и многолюдный хор на храмовой и рыночной площадях резко заголосил, заревел, засвистел… Вновь раздались требования жестоко покарать злодея-чужеземца, брат он герцогу или не брат. Несколько раз сквозь этот многоголосный гомон Рагнер отчетливо услышал слово «блудница» – и отпали последние сомнения: да, это был бунт, горожане потеряли страх.
– Без отца Виттанда тут явно не обошлось, напроведовал уже… И с ним у меня, выходит, война… – пробормотал Рагнер, поднимая кулак вверх и приказывая своим подданным молчать.
– Ларгосцы! – громко сказал герцог, когда гвалт поутих. – Злодей не останется безнаказанным, и позор с обесчещенной девы обязательно смоется кровью! Настоящий зверь найден! Он – бандит из Нюёдлкоса, что грабил и убивал путников, разорял лес и да – нападал на женщин! Но это еще не все! Нелюдь осквернял убиенных им меридианцев и меридианок! Он рубил им головы и бросал их в яму, а тела тоже рубил – и скармливал их свиньям. Кормил! Людьми! Свиней! Меридианцами и меридианками!
По толпе пронеслись вскрики ужаса и оханье – людоедство, страшное кощунство, скверна из скверн, заслуживало по велению духовного закона отлучения от веры. Люди ведь не умирали, а засыпали вечным сном, – людоеды пожирали и душу заживо, вернее, причиняли ей неимоверные страдания. Даже если человек ел человечину, того не подозревая, и смог это доказать, его насильно помещали в монастырь, ссылали на острова в Бескрайней Воде, заточали в каменную яму, – словом, изгоняли из общества, чтобы он никого более ненароком не съел. «Счастливчикам» разрешали очистить себя на Божьем Суде, но всех-всех людоедов Божий Огонь сжег, что доказывало справедливость такого наказания, как изгнание. Зверей-людоедов тоже жестоко казнили. Так что речи о свиньях-людоедах всех испугали, и ларгосцы теперь внимательно слушали своего герцога.