Спустившись с кафедры на подиум, отец Виттанд горячо заговорил:
– Всё, что мы услышали, – ужасающе! Бесспорно, бесспорно, это ужасающе…Вот только вольнодушный человек не может быть обвинен в осквернении плоти – он не разбирает разницы между добром и злом. Его разум подобен звериному – его можно научить послушанию, как собаку, и превратить из дикого зверя в полезного. Но разума людского у него нет, как и нет души. Вольнодушные не могут быть казнены насмерть – за злодеяния их надобно закрыть в монастыре и усмирять их плоть благодатным, тихим окружением. Перед нами младенец во взрослом теле! Несчастный! Не разумеющий своей вины! Напуганный, оттого и буйный! Младенец! Мла-де-нец!
В глазах прихожан засквозило сочувствие (несчастного младенца всем было жалко колесовать), а у Рагнера появилось непреодолимое желание подойти к отцу Виттанду, молча свернуть ему шею или просто вдарить кулаком по его серой башке – одного удара бы хватило, чтобы покончить со «святой гадиной». Несмотря на справедливость слов священника, Рагнер прекрасно понимал, что тот выступил лишь потому, что знал: без казни и крови ларгосцы не успокоятся и завтра их снова будет легко подвигнуть на бунт.
Рагнер поднялся со скамьи и вышел к отцу Виттанду, но не убил его, а указал ему на кафедру.
– Благодарю за ценные разъяснения, – холодно сказал он. – Теперь я попрошу вас занять свое место. Слово дается градоначальнику Нюёдлкоса.
Пока отец Виттанд поднимался на кафедру, Рагнер спросил градоначальника:
– Признан ли обвиняемый вольнодушным?
– Нет, Ваша Светлость и Ваша Честь, – вытирая пот со лба, ответил тот. – Вольнодушный не имеет права на торговлю.
«Получил, отец Виттанд?! – торжествовал Рагнер. – Ах, Нюёдлкос! Драный-сраный городок с продажными судьями и властями!»
Но отец Виттанд сдаваться не собирался. Взойдя на кафедру, на стул он не сел, показывая тем самым, что желает возразить.
– Вам слово, отец Виттанд, – улыбаясь, сказал Рагнер. – Но говорите со своего места.
– Все свидетели из Нюёдлкоса заявляли о слабоумие обвиняемого. И игрушки в его доме, украдены они или нет, обличают то, что он, очевидно, играл в них сам – это несомненные признаки вольнодушия!
– Но Йёртра, известного в Ларгосе юродивого, вы, отец Виттанд, вольнодушным не признали. И одержимым, кстати, тоже.
– У Йёртра повреждена ударом голова, но разум и душа у него есть! Как мутит рассудок людям выпивка, так и Йёртру увечье мутит разумение.
Тут поднялся харчевник Мерль, и Рагнер дал ему слово.
– Пролу сроняли в детянстве башкою оземь. Така Хис, Пролав брат, мне раз гаваривал.
– И мне! И мне тожа! – соврали лесорубы-рыбаки, покрывая градоначальника Нюёдлкоса.
– А это ничего еще не значит! – не сдавался отец Виттанд. – Ваша Честь, я требую, чтобы мне позволили разобраться в причинах слабоумия обвиняемого!
– Да какогага хера! – вскочил Сиурт. – Братцы! Видавали бы вы ента! Ойюшки, – громко заголосил здоровяк, да так, что, казалось, он порвет в порыве чувств рубаху на груди. – Не слухайте отцу Виттанда! Нета души у ентого зверю – и так яснае! Людёв губить да свиням их! Как можное?! Души детёв дажа истерзавать в свинавом корыту! И ча? В монастырю яга?! Цвяточкав тама нюхавать?! Праведливость ента, да?! Да?! Да я сам яга лучша́я прибью – и всей ему праведливай суд!
Искренняя речь возымела успех и нашла бурную поддержку. Зала Правосудия разразилась криками, в том числе женскими, что они, меридианцы, убьют зверя как зверя прямо здесь и сейчас. Отец Виттанд, признавая свое поражение, сел на стул, а Рагнер поднял кулак вверх, приказывая всем молчать.
– Признаю обвиняемого виновным в осквернении чужой плоти, – сказал он, и Лентас Флекхосог с облегчением ударил о пол тростью. – Но, кроме того, – продолжил Рагнер, – наказания получают те, кто заговорил без права на это. Сиурт Ормног будет судим позднее, и за брань тоже, на воинском суде. Градоначальник из Нюёдлкоса справедливо накажет своих вольных горожан, уважаемых рыбаков. А наш многоуважаемый отец Виттанд, – повернулся к кафедре Рагнер, – получает в наказание предупреждение: если еще раз он проявит неуважение к Суду, то лишится права быть судьей Ларгоса.
Отец Виттанд хотел сказать, что карает духовным законом и запретить ему это делать не вправе даже король, но успел сообразить, что город откажет ему в содействии: стражники никого не схватят по его указке и не привяжут к позорным столбам. Его суд сведется к раздаче пенитенций, какие, конечно, темные ларгосцы исполнять не будут. Так Рагнер выиграл очередную битву, но не войну – отец Виттанд лишь отступил и промолчал.