Спустя полминуты попыток подтянуть под себя дрожащие ноги, она всё же кое-как села. Помотав головой, с третьей попытки Темпест упрямо встала, и пошатываясь, пошлёпала за флягой. Обломки проклятой коробки неведомая хтонь утащила с собой, проявив вполне уместную, по мнению Темпест, вежливость. Ибо от неё самой подвигов на ниве уборки сейчас ожидать не приходилось. Добравшись до фляги, единорожка надолго к ней присосалась, наслаждаясь непередаваемым букетом ощущений от прохлады льющейся в горло неимоверно вкусной воды и даже ломотой в зубах.
Наконец, с неохотой оторвавшись от спасительной во всех смыслах воды, Темпест, в полной мере чувствуя себя заново рождённой, опять встала. Вспомнилась старая легенда, и кобылка хрипло фыркнула. Вот уж действительно — используй то, что даёт жизнь… Теперь на ногах стоялось гораздо лучше, и единорожка, подобрав крышку от фляги, пошла в сторону вновь открывшегося — или ставшего видимым? — выхода. Не удостоив вниманием звероморфов, валявшихся в луже крови, она уже предвкушала доклад Шторму. Это будет… интересно. Как и реакция местных жителей. Темпест мрачно усмехнулась. Наверное, она будет первой из тех, кого угостили таким вкусным чаем, кто сможет об этом рассказать…
* * *
— Ого… — только и сказала Свити.
— Ух ты… — Скуталу попыталась опустить нервно вставшие дыбом крылышки, но удалось ей это далеко не сразу. — Потрясно…
Эпплблум лишь крякнула, дёрнула плечиками и сунула в рот остаток забытой гренки.
— М-да. — Дискорд, слушавший со всё более хмурым видом, посмотрел на Луну. — Так чей это был на самом деле храм, Луна? Даже я про такое не слышал.
Та отсутствующим взглядом смотрела в костёр, как-то рассеянно хмуря лоб. Наконец неохотно ответила:
— Давным-давно один великий и мудрый в несчастную годину умопомрачения сказал, что всё в мире — пустота. Ничто царит в космосе, ничто меж частицами материи, весь мир — иллюзия над пустотой. А раз ничего нет, то нет и никаких границ. В том числе моральных. Нет жизни, смерти, добра, зла, законов, ограничений деяниям… Смекаешь?
Дискорд на миг нахмурился… и тихо присвистнул.
— Этак… можно много чего наворотить.
— Они и наворотили, — сухо сказала Луна. — Тот, кто это придумал, осознал, что сотворил, и в страхе отрёкся от своих слов, но было поздно — нашлись возвёдшие их в принцип. Времена были такие, не слишком просвещённые. А потом нашлись и те, кто пошёл дальше. Но об этом…
Принцесса Ночи бросила короткий быстрый взгляд на темнеющую стену Леса.
— Даже я не стала бы рассказывать к ночи… да и днём тоже. Эта история не для наших посиделок.
— Кажется, я понимаю, — тихо сказала Темпест. — И… как много их может быть?
— Было пять, тоже сокрытых под разными личинами. Один мы так и не смогли найти, но ты его обезвредила. И ты даже не представляешь, какое облегчение я от этого испытываю… — вздохнула Луна. — Одним этим ты перечеркнула бы все свои проступки, не получи ты полную амнистию ранее. Так что как минимум орден я тебе обеспечу. После того, как отпою Тию валерьянкой и угомоню Твайлайт, которой это знать рановато.
— Да какой там орден, я свой круп спасала, как могла, — досадливо махнула лапкой Темпест. — Мне вон рог вернули, давай лучше считать, что мы квиты.
— Посмотрим, — Луна встала. — Но ничего не обещаю, это не только мне решать. Так, жеребятки мои, уже поздно. Посиделки на сегодня заканчиваем, холодно. Кроме того, у нас появились дела в Кантерлоте… и получать по вые от ваших сестёр неохота.
Жерёбенки разом кивнули. Последняя история произвела достаточно гнетущее впечатление, и ночные посиделки поутеряли очарование, домашний уют же вдруг показался весьма притягательным.
— Да и вообще, наверное, в этом году это наши последние посиделки, уже холодает… — вздохнула с сожалением Скуталу.
— Агась, — кивнула Эпплблум, упихивая банку с разноцветно-обморочной кляксой в рюкзак, откуда уже торчали усы чайника. — Сеструхи, наверн, не пустят, грят, носы нам потом утирать замаются…