– В кухне. Готовит нам ужин, – тихо ответил Леонтий Федорович.
Глава V
– Девочки! Идите сюда! Скорей, скорей!
Наташа стояла посреди классной. Катя и Люся вбежали с двух сторон.
– Что случилось?!
Наташа молча показала им пальцами на дверь в комнату доктора. Замок был не защелкнут.
– Он сейчас ушел на работу, – заговорила Наташа, – ведь он так с драным локтем и ходит. Что, если сюрприз ему устроить, стащить пиджак – я видела, он в другом пошел, – починить и на место повесить? А?
– А кстати и посмотрим! – И Люся приоткрыла дверь.
– А не рассердится он, девочки? – спросила Катя, тоже заглядывая в комнату.
– Так мы же ему лучше сделаем. Пойдемте только все вместе. – И Наташа первая вошла в комнату.
Они были дома одни, но весь этот разговор велся почему-то вполголоса, и в комнату доктора они вошли на цыпочках.
Доктор занимал две комнаты. В первой была библиотека. Полки, битком набитые книгами, стояли и вдоль всех стен и от простенка между окнами к входной двери, деля комнату почти пополам. Книги были наложены высокими стопками и на столах, и на подоконниках, и местами даже на полу. На всем лежал густой слой пыли. Пол, видимо, тоже очень давно не подметался.
– Книг-то! Книг-то! – прошептала Люся. – Неужели он их все прочел? Это и вправду с ума сойти.
– Ну, так за всю же жизнь, – тоже шепотом возразила Наташа. – А лет-то ему сколько!
– Он уже, видно, их давно не читает: пылью все покрылись, – шепнула Катя.
– Интересно, а что у него там? – И Люся первая двинулась на цыпочках к маленькой двери во вторую комнату. Все трое вошли и остановились у порога.
Первое, что им бросилось в глаза, был большой портрет молодой женщины. Она сидела в глубоком кресле, уронив на колени книгу, и будто смотрела прямо на них. Губы ее чуть-чуть улыбались, но глаза – большие и темные – были внимательны и печальны.
– Жена… – прошептала Люся.
– Какая хорошая!.. – и Наташа присела на краешек кресла, не спуская глаз с портрета.
Катя тяжело вздохнула.
– Девочки, – совсем тихо прошептала она, – а вдруг ему будет неприятно, что мы на нее смотрим?..
Наташа и Люся ничего не ответили, и все три притихли, продолжая рассматривать портрет. Первая нарушила молчание Люся. Она окинула взглядом всю небольшую комнату и тронула Наташу за плечо:
– Смотри! Ты сидишь на том самом кресле…
Наташа вскочила на ноги и оглянулась. Да, кресло было то самое, что на портрете. Наташе вдруг показалось, что она поступила очень дурно, усевшись на него. Она снова взглянула на портрет. Печальные глаза женщины смотрели прямо в ее глаза.
– Девочки, – взволнованно прошептала она, – давайте сделаем доктору что-нибудь очень-очень хорошее!
– Верно! – Люся кивнула головой. – Починим ему пиджак и…
– И уберем его комнаты! – перебила ее Катя.
Они внимательно огляделись. Под портретом стоял огромный письменный стол, весь заваленный книгами и рукописями. Они лежали в беспорядке, но пыли на них не было. Перед массивной мраморной чернильницей лежал лист бумаги, до половины исписанный крупным, но очень неразборчивым почерком. Люся взяла его.
– Люська! – Наташа испуганно схватила ее за руку. – Положи обратно! На письменном столе ничего нельзя трогать. Мне папа всегда говорит: «Чужой письменный стол – святыня».
– А беспорядок-то на нем! – Люся засмеялась и зажала рот рукой. – Вроде как у меня!
– И ничего не значит, – строго сказала Наташа. – Когда папа работает, у него тоже вроде этого, а трогать нельзя, а то всё перепутаешь.
– И у дедушки, когда он что-то мастерит, – прибавила Катя. – И смотрите, – на столе пыли нет. Значит, эти книжки он читает. Нет, девочки, стола мы прибирать не будем, – ладно?
Кроме письменного стола, в комнате стояла кровать, небрежно покрытая старым ватным одеялом, и с одной подушкой в очень несвежей наволочке; платяной шкаф, а в углу туалетный столик с большим тройным зеркалом и всеми принадлежностями женского туалета – флакончиками, пудреницей, вазочкой для мелочей. Флакончики были пусты, в вазочке лежали всего несколько головных шпилек, но все стояло в строгом порядке и без единой пылинки. Казалось, хозяйка всех этих изящных вещиц только что прибрала их заботливой рукой и ушла на работу.
У туалетного столика девочки молча переглянулись. Они поняли, что и этого трогать нельзя.
– Бедный доктор! – прошептала Наташа. – Нет, девочки, непременно надо сделать ему приятное. А где же пиджак?
Она огляделась. Пиджак висел на гвозде над кроватью. Наташа сняла его.
– Да тут не только дырка на локте! Вон и подкладка отпоролась, и пуговица на ниточке висит.
– Девочки, знаете что? – заговорила Катя. – Надо скорей, а то не успеем. Давайте так: ты, Наташа, сразу садись чинить пиджак; Люся пусть начинает пыль вытирать в той комнате, а я пока в этой вымою пол. Больше в этой комнате мы ничего трогать не будем, а пол очень грязный. Ладно?
– Постойте! – У Наташи заблестели глаза. – А я еще что придумала! Сейчас! – Она схватила с туалетного столика – хрустальную вазу для цветов и выбежала из комнаты.
– Чудно! Она ему цветочков поставит! – Люся захлопала в ладоши. – А что бы еще придумать?
– Правда! Что бы еще? – повторила Катя.
Обе задумались. Вошла Наташа, осторожно неся в руках вазу с несколькими красивыми пышными розами, и поставила ее на место.
– Это мама в нашу комнату вчера купила, – объяснила она. – Только я думаю, она не рассердится; ей самой доктора жалко. Ну, а теперь за дело!
И, увлеченные своей затеей, девочки принялись за работу. Когда часа через два вернулась домой Софья Михайловна, она испугалась: дверь в комнату доктора была открыта настежь, – доносились голоса девочек. Софья Михайловна заглянула туда и ахнула. В библиотеке доктора пыль стояла столбом. Наташа, свесившись в раскрытое окно, изо всех сил вытряхивала огромную пыльную тряпку, и клубы пыли летели обратно в комнату. Взобравшись на верхнюю ступеньку стремянки, Люся поспешно перетирала одну за другой книги на полке. Она напоминала мельника во время работы: ее волосы, лицо, ресницы, платье были, как мукой, засыпаны светлой пылью. У закрытой двери во вторую комнату стояла Катя – босая, в одних трусах и майке, с большой мокрой тряпкой в одной руке и ведром воды в другой. С тряпки текла вода и расплывалась лужей у ее ног.