Реально это кажется невозможным по вышесказанной причине — если «блатной» загубит завод, то загубит и тебя, рекомендовавшего «блатного». Поэтому мне и был непонятен случай с Топильским. Однако есть обстоятельство, которое может обеспечить такую возможность: а если на этом заводе уже есть человек, который работает как директор, и если «блатного» назначить директором к этому человеку, то что получится? Ведь тот человек будет продолжать успешно руководить заводом, а твой «блатной» будет вешать на грудь ордена, пока ты не переведешь его в Москву.
Эта версия пришла мне в голову вот по какой причине. Когда я приехал на завод, Топильский работал директором уже пятый год и, кстати, уже успел получить и орден. Но старожилы завода еще прекрасно помнили и предыдущего директора — Боровиченко. Я, разумеется, спрашивал, за что Боровиченко сняли, чтобы заменить его придурком, но все недоумевали: завод не просто успешно строился — он строился с опережением графика, печи успешно вводились в строй и выходили на проектную мощность. Почему сняли Боровиченко, никто не понимал. Однако в воспоминаниях была и другая особенность — в связи с собственно заводом Боровиченко никто не вспоминал, поскольку в рассказах постоянно присутствовал Друинский: «Друинский распорядился… Друинский вызвал… Друинский приехал…» И самого Боровиченко связывали только с городскими спортивными командами и с городскими спортивными сооружениями, а к моему приезду в городе не было только крытого хоккейного поля, а так все было — и полностью оборудованный стадион, и хоккейный корт, и спортивный техникум.
1966 год. М.И. Друинский и В.В. Боровиченко
Тут надо сказать, что на Актюбинском заводе ферросплавов, откуда приехал Боровиченко, все были традиционно шизанутыми на спорте, достаточно сказать, что директор этого завода Сорокин играл за заводскую сборную по футболу чуть ли не до пенсии. Но, как я понял, Боровиченко был «фанатом нового типа», и речь шла уже не о том, чтобы все работники завода в свободное от работы время занимались спортом. Боровиченко организовывал «профессиональный» спорт, т. е. речь шла не о массовости, а о создании команд из спортсменов, для которых спорт — это профессия. Их принимали на завод на рабочие должности, платили зарплату, а они только тренировались и играли. (Не только спортсменов, но и всех, кто числится подобным образом за цехами, называли «подснежниками».) Боровиченко, как я понял, задумал сделать из Ермака Нью-Васюки — столицу, по меньшей мере, советского спорта. К моему приезду все начинания Боровиченко уже были разрушены, даже хоккейный корт уже разрушался, основная часть приглашенных спортсменов разъехалась, но многие остались жить в Ермаке и работать на заводе. К примеру, Володя Коробков — футболист, Вася Недайборщ, которого сманили, как мне помнится, из одесского «Черноморца», и который играл в заводской футбольной команде вратарем — «ловухой», как он сам говорил. Он окончил институт и впоследствии был начальником цеха. Боровиченко восхищались, что в хоккейную команду он одно время пригласил играть даже Полупанова, в свое время выдающегося советского хоккеиста и члена сборной СССР.
Между тем, эти интересы Боровиченко должны были занимать у него много директорского времени, следовательно, настоящим директором на заводе был тот, кто делал за Боровиченко ту его работу, которую он делать не успевал из-за своего увлечения спортивными достижениями. Это, само собой, был Друинский. Не надо думать, что Боровиченко вообще на завод не являлся, нет, он ведь не был «блатным», дело знал, и когда от него требовалось директорское решение, то он его принимал или ехал в командировку пробивать заводу то, что заводу было нужно. Но вырабатывал эти решения, наверняка, Друинский и командировки (просьбы, документы, обоснования) тоже, наверняка, готовил он. То есть Боровиченко не только не мешал Друинскому работать, он ему и всемерно помогал. Если оставалось время от футбола.
Но ведь все минчерметовское начальство — это бывшие директора, их на мякине не проведешь, и в Минчермете наверняка поняли, что Ермаковским заводом реально руководит Друинский. Тут, понимаете, достаточно, чтобы Боровиченко пару раз не ответил на вопросы, на которые он как директор обязан отвечать немедленно, и достаточно было Друинскому пару раз задать вопросы, которые должен задавать директор, — и опытному человеку становилось понятно «кто есть кто». И, вне сомнения, возник соблазн сделать карьеру «блатному»: т. е. снять Боровиченко и посадить на его место Топильского, а Друинский завод все равно построит и освоит. А лет через 5, когда Друинский сделает Топильскому карьеру, забрать Топильского в Москву «как директора, прекрасно зарекомендовавшего себя на строительстве и пуске директивной стройки». Ошибка была в том, что те, кто продвигал Топильского, не предвидели, что он больший дурак, чем они о нем думали. От Топильского не требовалось, чтобы он был таким же, как и Боровиченко, от Топильского требовалась малость — не мешать Друинскому работать, т. е. поддерживать те решения, которые Друинский находил. Но Топильский, освоившись через пару лет в должности, вдруг возомнил себя специалистом и настоящим директором. И теперь уже и его «рука» в Москве не способна была ему помочь. Кстати, о ней.