— Что?
Он слышит позади себя голос напуганной официантки. Пускай глаза давно затянула белая поволока страха. Ему наплевать и он отвернулся от нее, утыкаясь взглядом в размазанное кровью пятно.
Он пьян.
Ему наплевать.
— Эй, козел, ты слышишь меня или нет, черт?! Кто ты такой? — ткнула маленьким своим кулачком его в плечо — невесомо так, но ощутимо, любое ее прикосновение. — Ты оглох?
— Отвали, — досадливо протянул Майклсон, потягивая виски. Усмехнулся своим мыслям: про этого козла он знал слишком много, и, по правде говоря, этот козел и есть сам Клаус Майклсон.
— Ты убил их всех… — девушка запнулась, сводя брови над затуманенными глазами, будучи единственным живым человеком.
— Отвали, хотя думала ли о том, что монстры живут среди нас? Монстры реальны и они проливают кровь. Можешь верить, а можешь не верить, — бешеный взгляд Клауса, когда он встаёт с барного стула.
Клаус Майклсон сжимает в окровавленных пальцах бутылку бурбона, но в последний момент решает оставить ее на барной стойке.
Клаус Майклсон задумался, хотя в самом деле и не считала, что этому всему есть оправдания. Клаус Майклсон задумался, что во всей этой истории в выигрыше осталась только Хейли. Да, она мать Хоуп и имеет права быть с дочерью и будет, а он вновь страдает и разлучен с Хоуп. В итоге страдает только он. Только он не может приблизиться к Хоуп. А Хейли? Когда она страдала во имя спасения Хоуп? Конечно же она пережила мучительные роды, но в мире рожает не одна женщина, и терпит родовые мучения порой не один раз. Конечно же, Хейли Маршалл могла и не спасать Майклснов, но она долгих пять лет искала спасения для этой семьи. Хейли часть семьи, но « Майклсон» она никогда не станет. Как он допустил вообще, чтобы его родной брат спал с матерью его дочери. Страхом Клауса было то, что Элайджа займет его место в жизни Хоуп. Элайджа знал это, и может именно поэтому, ощущая вину не подходил к племяннице. Оба брата виноваты и допусти это. Клауса нужно было пойти на рискованный шаг. Ему нужно было заколоть Элайджу, а Хейли возможно и ударить, проучить, как следует, чтобы знала свое место. Он только проучил Хейли Маршалл, когда она попыталась отнять у него Хоуп, а мог бы и вообще убить. Только вот даже шлюха и стерва Кетрин Пирс никому не позволила издеваться над ее дочерью и умерла ради нее. Могла сбежать, но приблизилась к смерти ради того, чтобы проститься с Надей. Она умерла ради дочери. Она умерла, но сделала все правильно.
— А шлюшка Пирс была права…
Ну, вот Клаус Майклсон многое переосмыслил и тот разговор в Маноске на многое открыл ему глаза. Кетрин Пирс открыла ему глаза на то, как он низко пал. Он мог бы убить Кетрин, только вот она, и вправду, любит его брата и спустя столько веков все еще готова пойти на многое ради Элайджи. Она не играет. Он ведь знал, что Элайджа всегда был и будет связан с ним и вампирской-шлюхой Кетрин Пирс. Убей он ее сделает больно брату и ситуация с Джиа повториться, только вот Кетрин гораздо глубже пустила свои корни в сердце Элайджи и Клаусу вряд ли удастся вырвать этот корень из глубины сердца Элайджи. Любовь невозможно убить. Только в этот раз ему придется доверить брата женщине.
Доверить сердце и безопасность Элайджи Кетрин Пирс.
Он ведь помнит сколько столетий охотился за ней, а она раз за разом побеждала и выскальзывала из его рук.
Он не верил, что ее чувства к его брату искренние, что она не использует Элайджу.
Ему пришлось поверить, потому что лгунья сказала правду.
Ему пришлось смириться и позволить брату решать, когда придет время.
Закрыл глаза.
Это долбанное чувство надежды, которое он испытывал в последний раз только в миг, когда прощался с Фреей и дочерью. Фрея вселила в его надежду и он верил, что у нее все выйдет и они будут едины. В тот момент он все еще верил. Верил, а теперь, пожалуй, уже было поздно начинать молиться Иисусу или кому там ещё молятся обычно люди. За его плечами столько грехов, отнятых жизней и вряд ли он верит в Бога. Лучше умереть, ведь сейчас смерть для Клауса Майклсона единственный выход. Ему было бы легче принять свою смерть нежели то, что происходит.
« Всегда и навечно» — невозможно склеить из пепла.
« Навсегда» — из пепла.
Теперь все это пепел. Все слова и клятва ничего не значат, все это — горстка пепел, которой Клаус Майклсон может поперхнуться.
Шатающейся походкой направляется к и без того перепуганной девушке, которая и так скорчила гримасу, сжимая тонкие пальцы в кулак.
— Сдохни! — огрызнулась официантка, не желая больше думать о том, что было или может бы быть.
— За тысячу лет своего существования я впервые мечтаю об этом, — заключил Майклсон, но взгляд его изменился, проблеск надежды ускользнул и под его глазам набухли черные венки, радужка глаз отразилась золотым мерцанием в густо-черных зрачках. Пожалуй, именно так и сотни лет назад Клаус убивал невинных и честно говоря, именно этот азартный блеск в, превративший Клауса Майклсона в самого Дьявола, не внушал ей доверия или еще что-либо, но заставил ее замереть и застыть. Всё же этот тип, считающий себя Богом или Дьяволом, королём, мог приковать к себе женский взгляд.