Кетрин Пирс всегда требует жертв. Кетрин Пирс может быть и идет по головам всегда добивается своей цели, слишком стерва, черная кошка с гордо поднятой головой, в сердце пусто и лед, притупляет чувства и не знает боли.
Может лучше первой причинить боль, чтобы тебе не причинили боль.
Кетрин Пирс не замечает других и ей плевать на то, что думают о ней другие. Важно, что когда она оборачивается все закрывают свои рты. Она за столько столетий научилась затыкать рты сверкнув только глазами или просто пролив кровь несогласных. За ее спиной столько жертв, тех, кто погибли по ее вине или во имя ее спасения.
— Осторожно, Оливи, потому что у меня на руках есть коготки. Поняла?
Если она и гордая, черная кошка, то сейчас ослабела, упала на колени из-за любви.
Гордая и сильная, но все же нуждается в любви, понимании и заботе.
Не важно, ведь она предупредила и с такой, как она стоит быть осторожнее, ведь она с легкостью разорвет плоть и сожмет в своих окровавленных ладонях сердце, которое еще совсем недавно билось в груди, билось от любви.
Кетрин Пирс предупредила и наплевать на последствия.
Не верит, не хочет верить Оливи, что за жемчужной улыбкой скрывается такая стерва, с силой смахнула ее ладонь, отворачиваясь и вновь беря в руки подготовленный барменом поднос с алкоголем, который нужно отнести и как можно скорее. Точнее Оливи скорее нужно сбежать от Кетрин, которая пронзает ее своим взглядом, словно уже убила и наслаждается тем, что расчленяет ее плоть. Она убьет любого посмевшего отобрать у нее Элайджу и ее счастье. Раньше было проще. Не было это поглощающей ревности и чувства любви, отчаянного страха и холодящего кровь ужаса от осознания, что Элайджа может вновь уйти, оставить, и она своими руками ведёт себя к концу. К концу их счастья, как в прошлый раз. Страшно, собственные мысли выбили весь воздух из лёгких, она бы задохнулась, только ее отвлекает голос молодого бармена.
— Прости, Китти, но я не знал, что ты такая дикая, черная кошка. Ох, уже завидую Элайджи, ведь что ты вытворяешь в постели! Вероятно носишь Victoria’s Secret? Разоришь бедного пианиста, — Кенни смеется, ставит на ее поднос чистые бокалы и бутылку белого вина, а она облегчением выдохнула, когда слышит его голос. — Не ревнуй, ведь он любит тебя и это читается в его взгляде.
— Agent Provocateur тебе не по карману, — усмехается она. — За какой столик?
— Для пары за двенадцатым столиком и сразу возвращайся за закуской к вину, — говорит тот.
Она красива, держится с величием, даже в белой блузке и короткой черной юбке, верна себе, идет на этих высоких каблуках к столику, чтобы отнести заказ и натягивают одну из своих обворожительных улыбок, никогда не ответит грубо, на нее смотрят с интересом и кому же не понравится такая? Она скорее разобьёт очередное сердце. Ей не спиться по ночам.
— Красивая и горячая, но ужасная стерва, — тихо шепчет ей вслед Кенни, при этом зажигает стоящие на стойке свечи, ведь темнее и свечи придают особую атмосферу уюта и домашнего тепла этому заведению.
*** Сан-Франциско, Калифорния***
Колу Майклсону не по себе от сказанных Давиной слов.
Не по себе, его все раздражает словно вода капающая ночью из незакрытого до конца крана, которая мешает спать. Капает, действует на нервы и не позволяет уснуть. С каждой каплей, которая ударяется о раковину Кол Майклсон теряет всякое самообладание. Терпение ведь чем-то похоже на воду. Оно, как и вода, по капельки утекает. Всякому терпению приходит конец, такой же, как и в ситуации с раздражающем краном. Только вот с протечкой мы в силах справиться: подняться с постели и закрыть кран, обратиться за помощью к сантехнику. С терпением все иначе. С терпением все гораздо сложнее. Кол Майклсон, который никогда не отличался сдержанностью и терпением сейчас глубоко дышит и мысленно считает, ведь это должно помочь.
Это должно помочь.
Подобная витающая тишина в их с Коулом доме всегда её угнетала, вынуждая осунуться и ступать как можно тише, осторожнее, лишь бы избежать этой пугающей густоты мрака. И этот мрак, казалось, окутывал не только комнаты их просторного жилища, но и весь Сан-Франциско, который кажется погружается во мрак ночи и город даже не спасут тысячи огней. Давина сжимает в пальцах, перебирает тонкие звенья золотого браслета и ей кажется, что у Кола сейчас закипит кровь. Он будет её мужем. Тем, кто назвал ее своей королевой, что научил её быть свободной, что заботится о ней, что научил её летать и верить в собственные силы. Благодаря Колу она познала любовь. Любовь, что соединяла их души, делая единым нерушимым целым. Она знала, что сможет выстоять, что сможет преодолеть эту тьму и разогнать её для него. Она знала, что они могут быть счастливыми. Она спасет его и если потребуется, то будет ждать и бороться за их двоих.
В подобные дни Кол Майклсон мог причинить боль любому и сам невольно становился, частью той тёмной ночи, что заполняла каждую клеточку тела, что кровью испачканы его губы, что окружат его растерзанные им тела. Эмоции накатывали Майклсона непрерывным потоком, вынуждая её сердце беспокойно биться в груди. И всему этому виной был их разговор, обостряющий вспыльчивость и давящий неподъемным грузом на Кола плечи, бередя старые раны раз за разом, вынуждая их кровоточить.