Губы Форс содрогаются и она смеется, словно не веря в слова сказанные ею же несколько секунд назад. Сейчас ее смех скорее защитная реакция, чем выражение радости.
Хоуп хочет, чтобы ее мать была счастлива, только сейчас видит что ее мать напугана, недовольна, не может успокоится. У Хоуп масса вопросов, но ответа она на них сейчас получит сейчас. Хейли отворачивается, не секунду, чтобы ее дочь не видела ее слез.
Хейли не может делать преждевременных выводов, но этот момент, когда она увидела счастливого Элайджу в объятьях другой. Хейли не верит в это. Не верит в эту жестокость.
Она потерялась и лучше бы ей ничего не помнить. Она потеряна и ей плохо.
Но дочь важнее. Сейчас важнее.
Сейчас успокоится и обнять малышку, которая тянется к ней, видя, что что-то расстроило ее мать. Хоуп ощущает, что произошло что-то не то.
— Мамочка, я так сильно тебя люблю.
— И я люблю тебя, сладкая.
Хоуп складывает два пальца и касается губ матери. Их фирменный жест, проявление нерушимой связи матери и дочери.
Только вот Хоуп бежит в пансионат, чтобы показать матери подарок одной из ее новых подруг. Девочка подарила Хоуп маленькую фарфоровую куклу. Хоуп же, с помощью магии оживила черепашку, которую так любила Шарлота. Может они еще и дети, но любая дружба начинается с поддержки и понимания.
От боли не скрыться.
Хейли руки в кулаки сжимает, впиваясь ногтями до крови в свои ладони, как только Хоуп скрывается в пансионате. Надеется, но совершенно напрасно, что так сможет заглушить боль и свои эмоции. Наивная. Когда это можно было отказаться от того, что внутри и рвется наружу? Не знает, что эти чувства — ревность и отчаяние — ничем не заглушить. Они как инфекция, въедаются под кожу, слишком глубоко, чтобы их можно было вылечить таблетками или уколами.
От этого не скрыться.
Всему виной Элайджа и эта фотография. А Маршалл, где-то сбоку, на втором плане. Сейчас на первом плане у Элайджи Майклсона другая, а Хейли не принадлежит самой себе. Ненужная. Лишняя. Настолько не к месту, что аж тошно от себя самой.
« — Заткнись, заткнись, заткнись» — хочется ей кричать своему сердцу, готовому проломить грудную клетку и вырваться наружу, только бы больно не было и то, что она видела на фотографии всего лишь дурной сон, и Хейли вот-вот проснется. Только вот изображение все еще перед ее глазами. Элайджа спит, улыбается, а рядом с ним другая, та, что целует в плечо, забросила на его ногу и оба такие счастливые на фото. И с ней он так не улыбалсях. Все это сводит с ума и начисто срывает крышу, губит здравый смысл. Она теперь никогда не окажется на её месте. Элайджа был ее силой и слабостью. Она не смогла поверить и смириться с тем, что произошло в кулоне, то, что он пытался убить ее, то что, она просто еда, а не любимая женщина. Куда ей до идеальной женщины в черном кружевном белье, которая всегда выглядит, не просто соблазнительно, а так, как будто собралась на красную дорожку. Не то, что Хейли Маршалл.
Только вот Фрея не понимает, почему Хейли злая, и просто останавливается рядом с ней. Фреи нужно отдышаться.
— И откуда у Хоуп столько сил? Хотя я и вправду набралась сил, там где родилась. Земля и вправду придает силы. Хейли! Земля Нового Орлеана придает Пустой силы. Мы можем попытаться их блокировать. Хейли, ты слышишь меня?
Не слышат, только бешеным взглядом смотрит на ведьму, вцепилась руками в ее куртку.
— Элайджа в Маноске? Да? Фрея скажи мне! Я видела, как ты использовала заклинание поиска. Скажи мне! Я поеду туда! Я поеду!
— Хейли, что на тебя нашло! Нельзя ты же понимаешь.
Фрея отталкивает брюнетку и поймет, что на ее нашло, когда она выхватит свой телефон из рук Форбс и ведьма увидит фотографию своего брата в объятьях другой. Но сможет ли она понять Хейли и поставить себя на ее место, ведь она счастлива с Киллен.
— Элайджа с горячей француженкой. Не ожидала.
— И ты так просто говоришь об этом, Фрея?
— Я скажу правду и да, Хейли. Ты сама оставила Элайджу.
— Я сделала это ради Хоуп! Ради нее!
— Это был твой выбор принести любовь в жертву. Все мы постралали. Я понимаю, как тебе больно. Я понимаю…