Хоуп Майклсон далеко не семнадцать лет и она больше не солнечная и нежная, яркая и наивная на любовь, знает, как лучше, но поступает иначе, знает, что нет спасения и от этого не желает быть спасенной.
Возможно она и вправду ничего не знает о себе, кроме того, что от ее семьи веет смертью и не стоит ждать любви в ответ от таких монстров, каковыми являлись семья Первородных.
Любовь к таким — слабость и смертный приговор.
В зеркале отражается нечто тощее и без будущего, одетое в черный oversize худи и серые спортивные брюки. Хоуп давно не смотрит в зеркала, прячет усталые глаза и отказывается от крови.
В Новом Орлеане выдался солнечный и теплый день, а Хоуп Майклсон предпочла похоронить себя в бетонной коробке называемое домом.
Но жизнь ведь не Голливуд в которой исполняются мечты.
Голливуд — это всего лишь знаменитая надпись на холмах Лос — Анжелеса. На знаменитую надпись смотрят завороженные туристы и те, кого позвала мечтала, подняв голову вверх, к небесам, отрывая душу и обещая творить добро.
Хоуп не стоит беспокоится об упущенной времени и том, сколько лет минуло с момента смерти друга юности Лендона Керби и то, что она творит зло.
Обещали же, что в этом мире не останется одинокой, но не сдержали обещания. Вокруг Хоуп собралась вся семья, но ее не радует смех тети Ребекки, которая тащит любимую племянницу в парк, покупая любимый сладости и кофе, но Хоуп еле тащится за тетей в торговый центр, ведь пришла весна, а Хоуп помнит как дядя Элайджа собрал всех на рождественский ужин, надеясь, что Хоуп обретет душевный покой и ощутит силу в окружении семьи, но она дергается, когда дядя кладёт руку на плечо девушки, говоря, что дарит ей свод законов Стрикс и отныне она наравне с ним и Эваном управляет тайным сообществом вампиров, среди которых множество блестящ умов и личностей, которые нуждались в контроле, думал же, что власть и ответственность за людей взовут к Хоуп, но ей плевать на овации собравшихся, поздравление вампирш французского квартала, фальшивые улыбки и аплодисменты собравшихся. Она даже не удосужилась надеть платье.
Майклсон далеко, где-то в своих мыслях об утраченной юной любви и только когда ее отец вызывает Коула она мечтает провалиться сквозь землю. К их дому съезжается машины и музыка не утихнет до рассвета. Не впечатляет ее шумная и пьяная вечеринка на которой она танцует с дядей под любимые хиты девяностых и убегает наверх, как только слышит Nirvana. Ей нужен покой и тишина, а не слушать крики отца, который говорит Колу, что тот идиот и сделал только хуже, как и всегда. Тишину ей гарантирует старшая тетушка Фрея, которая поит любимую племянницу зеленым чаем с сушены грейпфрутом сидя у камина в той самой комнате, которая однажды принадлежала Колу, а Хоуп молчит. Фрея поправляет тонкий оранжевый плед на плечах племянницы, смотрит взглядом полным надежды и прося прекратить затянувшуюся скорбь и вернуться. Старшая Майкосон твердит, что все непременно будет хорошо и с потерями Хоуп научится смиряться, подавит в себе усиленные вампирской стороной эмоции, простит и смириться во имя семьи, как когда поступила Фрея смирясь с потерей магии и личиной вампира, но Хоуп ничего не обещает тети. У вампиров ведь все эмоции усилены и не удивительно, что горя и потеря обернулись полной трагедией и отчаяньем. Клаус только вздыхает выпивая очередную порцию виски облокотившись о дверной косяк. Спустя год бокал сменяется на бутылку и молчание со стороны Хоуп, которая зная, что отец волнуется и не уйдет, пока та не уснет, а он закроется в своей мастерской обливая алкоголем очередное произведение искусства созданное в пьяном бреду и щелкая зажигалкой, а вся семья считала его пьяные картины лучшие. Лучшим Клаус Майклсон пытался стать только ради своей малютки дочери, которая уже давно повзрослела и не нуждается в нем.
Майклсонам ведь не привыкать обращать все в пепел и Клаус Майклсон мог часами наблюдать как пламя беспощадно превращает полотно в серо-черный пепел.
Спустя четыре года Майклсон теряет всякую надежду образумить дочь из которой словно высосали все силы и радость жизни. Он ведь переживал и куда более худшее, о чем и пытался донести ей в те редкие моменты, когда слышал скрип деревянной двери и слышал тихие шаги за спиной. Хоуп брала в руки кисть и рисовала с отцом внимательно слушая сколько боли тот познал за десять веков скитания по Земле и это помогает, только на время, ведь мы и вправду умело скрывает то, как ликует в душе узнав, что другому гораздо хуже нас.
Только это не помогает.
Ничего не помогает и достигнут точки невозврата Клаус Майклсон плетется к могиле Камиллы О’Кеннел с букетом ее любимых белых пионов и бутылкой недопитого скотча в другой руке.