Поговорить Кетрин Пирс могла только сама с собой, но добровольно оказаться в столько знакомой и родной атмосфере средневековья лучшее, что могла придумать Кетрин Пирс.
Может ли упрекать его в том, что тот поступил правильно?
В шоколадных глазах больше не отражался страх, боль притупляет алкоголь.
Ведя борьбу с самой собой, прикрывает глаза, бросая в пламя очередной, написанный от руки листок, только бы не дать горячим слезам упасть на бледные щеки словно мрамор лица. Никто и никогда не увидит, как она плачет, как она ломается изнутри.
Проиграла.
Ветер заставляет прочувствовать теплые слезы на щеках.
Не желает открывать глаза и возвращаться в реальность, в которой нет его, в которой вновь мрачные дни полные одиночества, книг, крови и пепла несказанных слов и нет никаких причин жить.
Вытерпит любую боль, ведь для него должна превратиться в машину без чувств и эмоций.
Решила быть, непоколебимой, бесчувственной и сильной в его глазах.
Эмоции переполняет душу. Только он знал ее настоящую, знал о чем она мечтает.
Скрыть эмоции может от любого, но не от него и не от самой себя.
Сколько ждать рассвета, после длительной ночи?
Сколько стоять на краю обрыва ожидая смертельного приговора?
Любовь же сама нашла их.
Сколько застывших в воздухе невысказанных слов.
Ей кажется, что он здесь, рядом с ней, касается холодными пальцами ее щеки. Глотает холодный и затхлый воздух в перемешку с пеплом, смотря прямо в глаза источнику своей боли.
Не легко смириться.
Любовь же не умирает, а забыть пережитое еще сложнее.
Она бы просто просила его о смерти, хотя ей и это не поможет.
Встает с кушетки, оставляет бокал на полу, в его глазах столько надменности, что даже самой Кетрин Пирс не легко предугадать, какой вердикт ей вынесет личный палач: помилует даруя поцелуй и прощение или вырвет сердце и не так же плохо умереть от руки любимого.
От надежды уже не осталось и следа.
Почему-то именно в Элайджи видела благородства, утонченные манеры, вежливость, и даже доброту к ней. Ради нее он и так нарушил столько правил и даже клятву « Всегда и навечно»
Как же можно было оставить любимого?
Боль расползается по всему телу, отдавая привкусом горечи на губах или это горечь вина?
— Прости, дорогой, но у меня не было выбора, — шепчет в пьяном бреду, боясь даже в глаза ему посмотреть, а еще хуже открыть глаза и понять, что его нет рядом.
Так и не смогла его отпустить, но все испортить опять вполне смогла. Впрочем, нельзя же сломать то, что уже было.
И Кетрин Пирс же нет, не существует, потому что ее прикончила боль.
Видит того, кого желает, того, кто говорил с ней часами, читал книги, кто сумел очаровать ее с первого взгляда, а та бессовестно вырвала его сердце из груди.
В комнате царствует полумрак. Очерчивает пальцем, контур ее лица, приподнимает подбородок, а когда его губы накрывают ее она и вовсе забывает как дышать, откровенно стонет, когда он разрывает этот медленный и чувственный поцелуй.
— Элайджа… — медленно произносит каждую букву его имени, решает приоткрыть глаза.
В ее глазах все еще забвение, на глазах слезы, поддалась чувствам, сильнее сжимает его плечи, только вот уцепиться за воздух же невозможно. Если бы Элайджа только знал, как же ей страшно в этом пустынном холодном замке и спасти ее могла только его любовь. Пирс отрицательно качает головой, не желая прощаться с этим моментом, но это же не возможно.
Готова выйти из темноты и принять вызов, не оставить же столь интересную игру в прятки без внимания.
В этом столетии у Кетрин Пирс: не было цели в жизни, идеально злодейского плана, даже враги словно растворились, а как известно враг ее врага всегда был желанным другом лишь одна боль, поселившиеся внутри стирает слезы, пытаясь подавить всхлипывания, смотрит на то, как догорает листок бумаги в камине. Сфокусировала взгляд на подписи в правом углу « forever yours, Elijah», а после сжимает челюсти до такой степени, что слышен скрип зубов.
С какого черта влюбилась до беспамятства?
Знает же, что по правилам игры, он должен бежать за ней и догнать, отыскать. Только для Кетрин Пирс не существует никаких правил и если нужно найдет его сама, если пожалает.
Догадалась же сразу, что это ловушка и ее желают столкнуть с Элайджей, а здесь подвернулась и столь веская причина, так почему бы и не подыграть?
Сыграем в прятки?
Сыграем в счастье?
Сыграем в семью?
Сыграем в боль?
Сыграем в вечную любовь?
***Улицы Нового Орлеана***
Клаус Майклсон оказывается впереди идущей толпы и протягивает вперед руку, сверкает золотистыми глазами и под глазами набухают черные венки, но кто поверит визжащим и застывшим от страха, пьяным и перепуганным подросткам. — Приветики, как не странно, но вы можете мне помочь вернуть к жизни мою дочь.