Маленький итальянский городок Верона — до сих пор своеобразное место паломничества влюбленных всего мира. Тут можно взглянуть на дом Ромео и гробницу, которую связывают с юной героиней трагедии.
― Кто ты на самом деле, Клаус Майклсон? Может, для того, чтобы узнать, пора прекратить считать себя всесильным и могущественным королём?
Удар. Секунда. Ещё один удар. Какой он по счёту? Тридцатый? Или сорок шестой? Он не знает. Давно уже сбился со счёта. Словно не контролирует свое тело. Секунда. К черту разламывает мольберт, еще разламывает деревянные рамки нескольких картин. В последнее время он использовал угольные и кровь. Кровь своих жертв тела которых кромсал, словно пропуская через мясорубку. Не объяснимо. Ничего не видит. Ничего не слышат. Лишь тихий шёпот напуганной ведьмы. Больше не страшно.
Самым черным, что в палитре Клауса есть.
Самым красным, что в палитре Клауса есть.
Страх. Вдали от семьи. Знает, о разрушенной империи.
Древний город, в котором жили Ромео и Джульетта, где происходят события, приведшие к их трагической гибели, очень хорошо сохранился. В каждом узком переулке можно встретить их призраки. Верона была построена согласно античным традициям. Вполне возможно, что площадь из драмы — это самая старая площадь города, Пьяцца Бра, сохранившаяся до наших дней.
Чей-то громкий мужской крик разрывает мёртвую тишину печальной площади плитку которой украсит кровь. Туман в голове резко рассеивается, причиняя боль. Невыносимую. Изнуряющую. Разрывающую на мелкие кусочки. Уничтожающую каждую клеточку былого существования.
"Папа ", ― невинный детский голос пытается вырвать Клауса Майклсона из тумана собственной беспомощности. Не может вырваться и только заполняет этот город влюбленных кровью. Грешит пачкая руки кровью, насыщает свой организм кровью. Клаус погряз в грехе. Грех навис нам Майклсоном осквернённой тучей. Клаус отнимает жизни невинных, разлучает влюбленных и чем это не напоминает шекспировскую трагедию о Ромео и Джульетте. Боги не услышат его. Боги не помогут Клаусу Майклсону. Клаус — их погибель. Клауса окружают все семь смертных грехов. Клаус — погибель любого. Его боялись все. Сам Ад боится его.
Клауса боялись.
Когда-то.
Выть. Словно дикий зверь. Словно волк без стаи. Кричать, что есть силы. Только бы развеять её по ветру. Только бы избавиться от магии Пустоты и быть рядом с Хоуп. Она — его единственная истина и спасение. Она его дочь — сердце и душа.
Но, Пустота не является самый могущественным врагом.
Есть против Клауса Майклсона самый могущественный враг. Против неё Клаус ― никто. Всего лишь слабый и хрупкий человек. Очередная ошибка природы. Против этого врага Клаус безоружен. Против этого врага Клаус ничто и ничтожество.
Перед этим врагом он стоит на коленях.
Перед великой силой одиночества.
― Ты сам виноват, Клаус Майклсон.
И поплатился. Его семья стала всем для него: монархией и анархией. Новый Орлеан домом, куда он мог возвращаться в любое время суток. Землёй, по которой он шагал уверенной походкой, словно на голове корона, ведь он, Клаус Майклсон — король, самое сильное существо в мире. Семья и Новы Орлеан— его единоличные королевства.
Королевство из которого он ушел и не может вернуться.
Для его семьи этот конец не наступит никогда.
Никогда.
Даже если они никогда не смогут быть вместе.
Словно в его сердце загнали клинок, который он привык загонять в сердца родственников.
Словно в добавок заколачивают гвоздями крышку гроба.
Ведь давно гибрид уже погребён под толщей прошлого.
Ведь почему бы не умереть в прекрасной Вероне?
Отчаянно пытается поднять к свету уставшие веки, но всё тщетно, кажется он загнал деревянную занозу под кожу. Каждая артерия в измученном теле отказывается подчиняться его командам. Недовольный хрип вырывается из горла, восстанавливая в памяти события прошедшего вечера. Проиграл. В очередной раз пролил кровь. В очередной раз его свергли с трона. Только в этот раз он и сам не желал бороться за власть, да и Марсель не остался в Новом Орлеане. В очередной раз потерял всё. В этот раз ему было, что терять — дом и дочь.
― Никлаус, если ты немедленно прекратишь убью тебя собственными руками.
Голос до боли глубоко в сердце голос прорывается сквозь коматозную пелену, женские руки хватают за шиворот куртки, оттаскивая от вишнёвой лужи крови.
Проявить благодарность ― единственное, на что он не способен сейчас.