Элайджи казалось, что он потерялся в лесу и бежал. Бежал куда-то и кого-то звать. Его окружали только деревья и ночное небо усыпанное звездами.
Элайджа даже не сразу понимает, что очнулся он в собственной постели, в изорванной одежде.
Первое, что он видит — пакет донорской крови на подушке.
Первое, что слышит — звук воды в ванной.
Элайджа понимает, что она в ванной, впоавду он не сразу может подняться на ноги.
Элайджа понимает, что на полу кровавые следы оставленные ее ногами и валяется черный шелк.
Он соберется с силами, пусть голова трещит и ему хочется только закрыть глаза.
Он сделает пару шагов, переступает через ее ночную сорочку.
Молча стоит на пороге ванной и смотрит на нее.
Она похоже не может расстаться со своим телефоном и наплевать, если стекло треснет, ведь ей было важно получить ответ и только после этого она может отложить устройство в сторону и нырнуть в ванну с головой. Клаус все же ей ответил и уверил, что разберется с этим.
Katherine: На нас напали последователи синего светлечка. Ты не поверишь, но твоя кровь оказалась кстати.
Klaus: Пустота ушла. Она не может вернуться пока мы не соберемся вместе. Все четверо.
Katherine: Им нужен был Элайджа, Клаус. Они что-то задумали.
Klaus: И конечно же свое ты так просто не отдаешь.
Katherine: Он в полной безопасности сейчас. Я все сделала правильно. Разберись с этим всем и предупреди об опасности.
Klaus: Они все будут мертвы. Все.
И Кетрин верит ему. Верит, что Клаус со всем этим разберется, а вот Элайджа уже никому не доверяет. Элайджа уже не знает кому и чему верить и прямо сейчас он потребует объяснений. Потребует, что тон его голоса впервые напугает ее, она захлебывается водой, которая попадает в рот, нос и уши, но ей нужно собраться с силами, вынырнуть и отдышаться и только потом понять, что она могла и захлебнуться.
— Катерина! Я требую объяснений!
— Ты напугал меня Элайджа! Я могла захлебнуться! Можешь присоединиться ко мне…
— На нас напали враги, потревожили наш покой, а ты так спокойна!
— Враги всегда были и будут, Элайджа. Тебе следует вернуться в постель. Ты еще слаб. Я сказала Оливи, что мы заболели.
— Укус оборотня смертелен для вампира. А я жив, раны затянулись.
— Чудо не иначе.
— Не лги мне. Ты тоже была укушена, но жива.
— Я же сказала, что чудо, а если честно, то я спасла нас с помощью лекарства от укусу оборотня.
— Ты лжешь! Говори правду!
Он и вправду в шаге от того, чтобы сорваться и сейчас его голос не спокойный, а похож на рык. Он нависает над ней и смотрит, опустил руки на акриловую поверхность ванны, видит, как та сморщилась, на лбу выступила синяя венка, закрыла глаза и она боится его. Кетрин не знает, как это изменить, ведь ложь поглотила их. Да, они просыпаются в одной постели, но между ними пропасть лжи, которую они не замечали. Они потеряли ключи от счастья, их личного Рая, да и мала вероятность, что они смогут отыскать их во второй раз.
— Я скрывала это от тебя. Только это… Прости… Я должна была сказать тебе это, раньше. Ты понимаешь, что об никто не должен был знать… Я люблю тебя и ты знаешь это. Я бы выходила тебя из любого состояния, Элайджа. Возвращайся в постель. Ты еще слаб. Я буду рядом и принесу тебе одежду. Доверься мне. Верь мне…
— Ну, я же убежденных феминист, но слушать такую коварную и эгоистичную женщину.
— Сказал феминист.
И Элайджа слушает ее, хлопает дверью ванной комнаты.
Кетрин знает и понимает, что может потерять его во второй раз. Она может потерять его и может уйти во второй раз, рыдая. Но может в этот раз, начав все заново все обойдется и они вернут утраченное счастье? Найдут потерянные ключи? С этими мыслями Кетрин покидает ванную, завязывает шелковый пояс своего черного кружевного кимоно от Аgent provocateur.
Ее не заменит ни одна друга и Элайджа понимает это, когда она сидит на постели, и крепко обнимает его, пока тот медленными глотками пьет кровь с пакета.
И Элайджа обнимает в ответ, доверяет и верит в любовь и счастье. Элайджа только не видит всей лжи, которую она скрывает.
И Кетрин еще полгода осматривается на каждый шорох, ведь город теперь под ее внушением.
И Кетин успокаивается только через полгода, думая, что Клаус сделал свою грязную работу.