Выбрать главу

– И сколько ей лет, этой сумасшедшей девке? Пятнадцать?

– Тридцать четыре. Она – с семьдесят восьмого.

– И у неё действительно сифилис?

– Три креста, – кивнула Ольга Сергеевна, – и она ещё утверждала, что гепатит у неё. Но выяснилось, что нет.

– А кто вызвал Скорую?

– Витенька, так об этом ведь в новостях говорили! Её подружки, которые помогли ей спуститься в мусоропровод за этим айфоном.

Тут постучали в дверь. Вошла медсестра. Она принесла заведующей какие-то документы на подпись. Виктор Васильевич, которому уже нужно было спешить в своё отделение, на обход, поблагодарил приятельницу и вышел.

Глава третья

Голос

Очень красивая, хоть и с наглым лицом блондинка ростом под метр восемьдесят, производившая операцию, Кочерыжке весьма понравилась. А тихоня-брюнетка, осуществлявшая в воскресенье первую перевязку, вызвала отвращение. Ничего удивительного в том не было: под наркозом-то замечательно, а когда у тебя из задницы выволакивают без всякой анестезии целую простыню, присохшую к ране – очень жалеешь, что дожила до этой минуты! Но Кочерыжка ни разу даже не пикнула и ни разу не шелохнулась, стоя на четвереньках – только закатывала глаза и кусала палец. Из перевязочной до кровати она тащилась без посторонней помощи, наступая правой ногой на пятку. За неимением мест в палатах её пристроили в коридоре, возле окна. Ей на это было плевать – она половину жизни спала на лавках и стульях, сдвинутых в ряд. Медсёстры порой выбешивали её – и наглостью, и расспросами, как она очутилась в мусоропроводе. Но приходилось на всякий случай быть вежливой – чёрт их знает, на что способны! Одна из них, которую звали Машенька, в благодарность за вежливость зарядила её мобильник и распроклятый айфон – тот самый, из-за которого оказалась бедная Кочерыжка в этой больнице. Принимать пищу ей запретили до понедельника, чтоб кишечник не вырабатывал ничего. Это её не сильно расстроило, потому что и аппетита не было, и кормили, судя по запахам, здесь прескверно. Она пила много кофе с большим количеством сахара. Ни того, ни другого буфетчицы для неё не жалели, поскольку были очень признательны ей за то, что она отказывалась от каш и котлет. Остатки супов они выливали, так как утаскивать их домой не имело смысла – от этой жидкости воротило даже бродячих кошек.

Ночь с воскресенья на понедельник была кошмарной. В палате справа от Кочерыжки кто-то стонал, и она сама стискивала зубы, чтобы не заорать – задница болела невыносимо. Дежурная медсестра два раза колола ей анальгин. Уснуть удалось лишь перед рассветом, тоскливо слившимся с едкой синью больничных ламп. Но через четыре часа, уже после завтрака, Кочерыжка была разбужена медсестрой в узеньких очочках. Рост у неё был маленький, голосок – писклявый, но строгий. В одной руке малявка держала пластиковое ведро, наполненное кровавыми, дурно пахнущими бинтами, а в другой – ножницы. Приказав Кочерыжке лечь на живот и спустить трусы, она грубо выдрала из неё повязку и собралась улизнуть.

– А перевязать? – воскликнула Кочерыжка, натянув трусики.

– Перевязка – после обхода, – отозвалась медсестра и улепетнула к мужским палатам.

Тут Кочерыжка заметила, что больничный коридор пуст, идеально вымыт и весь незримо наполнен торжественным ожиданием некоего события. Этим событием был лечебный еженедельный обход заведующим всех пациентов. Виктор Васильевич с целой свитой врачей ходил по палатам и, подвергая каждого больного осмотру, давал инструкции лечащему врачу относительно дальнейших шагов лечения. Заведующего сопровождали восемь хирургов и терапевт. Все эти подробности Кочерыжка узнала от медсестры – от той самой Машеньки, когда та опять колола ей анальгин, чтоб она не корчилась перед шефом.

– Ой! – поморщилась Кочерыжка, вздрогнув от боли, – Машка, я уже задолбалась жопу показывать!

– Понимаю, – хихикнула медсестра и, выдернув шприц, слиняла с огромной скоростью. Потекли минуты муторного, тревожного ожидания. И тревога каким-то непостижимым образом навевала сон. Это было странно. Вот уже слышатся шаги тех, от кого зависят тяжесть и продолжительность твоих послеоперационных мучений, а ты трясёшь головой, чтобы не уснуть! Парадокс.

Когда белая толпа с серьёзными лицами подступила к лежавшей на животе Кочерыжке, та улыбнулась рослой блондинке, фамилию которой выведала у медсестёр (это была Прялкина), отвела глаза от Ларисы и, присмотревшись к солидному горбоносому человеку с пепельными висками, сообразила, что это и есть заведующий. Тот внимательно поглядел на её лицо. Раскрыв какую-то папку, тощий хирург с седыми усищами – это был Александр Петрович, громко прочёл: