— Приветствую тебя, дочь Финвэ, — изящно поклонился Лаурэ. Какой дивный голос, не то, что у моего «творческого» братца…
— Приветствую. — Как отрубила. И ответный поклон — с грацией бревна. Забавное, должно быть, зрелище со стороны. На площади, как нарочно, зазвенела особенно веселая песня. А может…
— А…э…потанцуем? Там…э…музыка приятная, праздник же… — Я было сама себе противна. Завтра же, да какое там, уже сегодня по Валмару пойдет гулять новость о Фэйниель, не сумевшей связать двух слов, устрашившись не бури, не гнева Великих, не Битвы Конца Времен, а светловолосого юноши! Который переминается с ноги на ногу, силясь придумать, как бы от меня избавиться, не нарушая правил этикета.
— Лаурэ уже обещал мне все танцы, ведь, правда, Лаурэ? — Находчивая Альтариэль уверенно положила ручку на локоть ваниара. — Ты уж извини, о, премудрая. — "Скорее, преглупая. Так опозориться! Неужели я всерьез надеялась урвать хоть один танец с первым красавцем Благих Земель? Ха-ха, это тебе не колечки клепать!"
Лаурэ со товарищи растворились среди домов, а я осталась на злосчастном перекрестке, белея в сумраке, как гипсовая отливка неудачной статуи. Айа, Фэйниель, этот день просто обязан быть увековеченным в твоих личных записях как худший-после-дня-рождения-день-в-твоей-жизни!
Через силу я побрела обратно на площадь — к свету, музыке и чужой радости. Уйти сейчас — все равно, что признать поражение, показать всем, что и меня можно ранить. А на это я не имею права.
Отец, разумеется, что-то заметил, но промолчал, — я взглядом поблагодарила его. Индис соловьем щебетала, приняв мое застывшее лицо как данность. Откуда-то сбоку легчайшим шепотом донеслось неодобрительно-сочувствующее «Хелкорэ». "Ледяное сердце"…В глазах начинало предательски щипать…Не сметь!!!
— Не в этом твое счастье. — Прогудел над ухом наставник, незаметно, как умеют только Древние, оказываясь рядом и твердой рукой увлекая в сторонку от лучащейся довольством мачехи.
— А в чем, — в этом? — Горько и непочтительно бросила я, рванув на груди ожерелье, над рисунком которого сидела целый день, протирая бумагу чуть ли не до дыр.
— Хотел сказать — не в этом пустозвоне. — Невозмутимо поправил себя Кователь.
— В этом, в другом…Какая разница?! Или вы, о, Владыка, открыли в себе дар предвиденья и духовными очами узрели меня в окружении внуков? — Едва ли не впервые в жизни меня откровенно понесло. — Разве вы можете мне помочь? Или хоть кто-то в этом трижды дивном Валиноре? Может быть, сам Единый, снизойдя до болезной сиротки, спустится с небес и возложит на меня целительную длань? За что? И эта…квохчет о своих отпрысках…Ненавижу!
Наставник виновато отвел глаза. Я прикусила язык — кого упрекаю, безголовая?
— Что ж, будем уповать на чудо…
— На теорию вероятности. — Вдруг уронил айнур. Незнакомые слова прозвучали заклинанием.
— На что?
— На теорию вероятности. Так любил говаривать…э…мой друг…давно… — Кователь замялся, почувствовав, что сболтнул лишнее. — Я тебе как-нибудь расскажу. А пока…Нечего тебе сегодня делать в Тирионе. Да еще с таким настроением. Мы с Иви будем очень рады твоему обществу.
— Почту за честь, Владыка. — Церемонно склоняю голову. Жизнь продолжается…
Глава вторая: Отступник
Нас зовете — айнуры, «святые», но я — далеко не святой.
Я привык измерять свою жизнь лишь одной математикой
Без оглядки на чудо, — чудеса пусть останутся детям.
Мне давно указали пути, но из двух обязательных
Я, с присущим мне несогласьем, выберу третий…
(Shelena)
В Зале Совета нет окон, но хрустальная внешняя стена пропускает солнечное сияние, оживляя сотнями шаловливых радуг, светлые, ничем не украшенные стены и четырнадцать облаченных в белое фигур, восседающих в середине зала на мраморных тронах. Стоящий в центре круга жмурится от непривычно-яркого света и почти не различает лиц — торжественно-строгих, смущенных или откровенно злорадствующих.
…Срок…в великой милости своей… — Голос Повелителя Арды в полной тишине колоколом разносится по залу, ввергая в трепет замерших у входа младших айнуров, и избранных из числа ваниаров, единственных эльфов, коим дозволено беспрепятственно посещать чертоги Ильмарина.
— И, согласно закону Арды, свободен отныне… — Окутывающая Круг перламутровая дымка разгорается все ярче. Столпившиеся у массивных золотых дверей не могут разглядеть, как с каждым словом все больше омрачается чело Короля и беспокойно перебирает тонкими пальцами по подлокотнику Королева. Тот, к кому обращены высокопарные речи, вместо приличествующего освобожденному мятежнику раскаяния или, хотя бы, почтительного внимания, зябко кутается в потрепанный черный плащ и разве что не зевает в лицо Манавидану.
— …А посему…Алдор! Ты слушаешь?! — Сидящие на тронах вздрагивают, а проход в Зал стремительно пустеет. Названный Алдором поднимает безвольно опущенную голову и сквозь неопрятно свесившиеся на лицо темные пряди впервые смотрит прямо в глаза Пресветлому Владыке. Гневно сверкающая небесная синева и безразлично-тусклый холодный камень.
— Повторяю, хоть положенные два века и прошли, ты не покинешь пределов Валинора до тех пор, пока мы не сочтем, что сердце твое освободилось от зла, и не таишь ты пагубных для Арды замыслов!
— Замыслов? — Хрипло и неуверенно произносит темноволосый, словно только научившись говорить.
— Не требуй от мятежника слишком многого, супруг мой, — снисходительно бросает прекрасная Вэридэ, — ты сам видишь — долгие годы заключения помутили его разум. Вряд ли от него можно ожидать коварства. Великим же пристало милосердие…
Алдор прислушивается к мягкому голосу Королевы, и в черных глазах мелькает, наконец, что-то осмысленное. Откинув со лба волосы, он неторопливо осматривается…Но Повелитель Арды не любит ждать.
— Повторяй за мной. — Раздражение на лице Короля сменяется величественным спокойствием. — Я, Алдор Н, лайрэ…
— Я…Алдор… — Голос освобожденного тих и невыразителен.
— Выслушал решение Совета. Раскаиваюсь в беззаконных деяниях своих и полон желания искупить вину пред Эру, братьями своими и Ардой…
— Раскаиваюсь… — Послушно выдыхает Алдор и прикрывает глаза ладонью — сапфиры в скипетре Короля полыхают неистово-синим огнем.
— Да будет так. — Внушительно роняет Повелитель Арды. — Помни, наше милосердие не безгранично!
— Я…запомню, о, Владыка… — Старший брат Короля склоняет голову. Суд окончен.
Слухи о грядущем освобождении Темного Владыки поползли по нашему сонному болоту за несколько дней до Совета Древних. И Светлый Валинор загудел, словно улей. Тревожная новость шепотом и с оглядкой передавалась из Ильмарина в Валмар, из Валмара в Тирион, а из Тириона в Лебединую Гавань, по мере удаления от Небесного Чертога обрастая все более жуткими подробностями.
— …Исказил сущность Детей Единого1, пошел наперекор Замыслу2!
— …Огромен ростом и темен, словно кромешный мрак, взор его обжигает огнем и пронзает хладом!
— …Там, в Эндорэ, говорят, волкодлаки да упыри-кровососы, и никогда не рассеивается вечная мгла над оскверненными землями севера!
— А я слышал, кровососы бывают двух видов — упыри эти, и мелкие, крылатые — обликом как летучие мыши, а у самих глаза светящиеся и зу-убы! Представляете? Не ждешь — не гадаешь, а они к тебе сверху подбираются! Мне сам первый помощник Великого Охотника3 рассказывал. Не дай Эру такое увидеть!
— Упыри, мыши…какая чепуха вас занимает…А о том, что эльфов он у Куйвиенен ловил и в орков обращал пытками и чародейством, забыли? Уж лучше умереть и уйти в Палаты Мертвых4, чем лишиться своей сути. Поистине, орки — самое гнусное его деяние!