Лазарев до этого бывал в сауне четыре раза: один раз ещё в Питере (не понравилось совершенно), один раз в Барселоне во время отпуска и два раза здесь, в Москве. Вообще-то, Лазарев побаивался там показываться. Он не был фигурой публичной, не появлялся на пресс-конференциях, но всегда был риск, что его кто-то узнает. Это могло стать концом карьеры. Поэтому он предпочитал знакомства в интернете и развлечения на квартире у Толяна или же в снятой в компании проверенных людей частной сауне. Но сегодня странным образом хотелось чего-то такого — риска, напряжения, способного перебить другое напряжение, обгладывавшее его, как кость, уже целую неделю.
Когда он вышел из такси, Толян уже ждал его возле дверей сауны, докуривая сигарету. Они пожали друг другу руки, протянув их через натёкшую с кондиционера лужу, в которую никому не хотелось вступать, и Толян сказал:
— Ты тут вроде не был?
— Нет, я в «Воду» ходил, — Лазарев осматривал неприметный вход.
Он встал подальше от Толяна и его сигареты: от жары, к вечеру немного спавшей, но оставившей после себя тяжёлый запах раскалённого асфальта, и без того нечем было дышать. Нос, рот, язык, горло — всё было выслоено гарью и пылью.
— Надо было в четверг прийти, тебе бы больше понравилось, — заметил Толян.
— А что в четверг?
— Тем, кто младше двадцати пяти, вход сто рублей. Всякие, знаешь, полуголодные студентики. Прелесть… Правда, старичьё на это дело тоже слетается.
Лазарев думал, что в парную ему не захочется — и так нажарился, пока добирался, но когда всё же зашёл, то понял, что будет отсиживаться тут, сколько хватит выдержки и здоровья. После пёстрой и нагло блестящей плитки, скользкого металла и яркого света остальных помещений, бесцветные деревянные стены и горячий полумрак, в котором колебались волны эвкалиптового запаха, казались безопасными и уютными. Почти умиротворяющими. Иногда заходили новые люди, осматривались, пытались с кем-то заговорить и, если получали согласие на секс, то уходили уже вдвоём, но в основном, как ни странно, здесь собрались те, кто действительно пришёл погреться в сауне, а не снять мужика. Лазарев-то пришёл как раз за этим — за мужиком, но не мог пересилить то гнетущее, остервенелое состояние, в которым он пробыл эту неделю. Всё вызывало отвращение и раздражение. Сначала теснота в раздевалке, потом назойливые проститутки в баре, потом нерасторопность парнишки из обслуживающего персонала, потом…
Он остановил сам себя, понимая, что дело не в сауне. Толян был вполне доволен и, немного погревшись в парной, ушёл в лабиринт. В выходной день народу было много, и он надеялся, что быстро кого-нибудь найдёт. Вряд ли вожделенного студентика: здесь за секс денег не брали, и Толян был лишён преимущества своего возраста — неплохого финансового положения, зато, в одном лишь полотенце вокруг бёдер, не мог скрыть его недостатки: выступающий живот и дрябловатые бицепсы.
Когда дверь в очередной раз распахнулась, Лазарев даже не обернулся.
— Ром, ты тут до сих пор?! — окликнул его Толян, стоя на пороге и не закрывая за собой дверь. — Пойдём, там сейчас такое…
На Толяна недовольно зашикали, и Лазареву ничего не оставалось, кроме как подняться с места и выйти наружу. Он поправил едва не свалившееся полотенце и слегка поёжился — после парной было холодновато:
— Чего там такое?
— Да мальчика одного приходуют. Надо очередь занимать!
Лазарев пожал плечами и равнодушно пошёл к душу — смыть пот. Было бы куда бежать. К тому же тёмные комнаты, где собирались любители групповухи, всегда вызывали у Лазарева острое чувство брезгливости. Ему казалось, включи там свет, и по стенам и углам увидишь такое, что за час не проблюёшься. Наслоившиеся друг на друга следы прикосновений, мазков грязными пальцами и потными спинами, липкие брызги слюны и спермы. Его передёрнуло. Он притворился, что просто поводит плечами под колким душем.
— Конечно, мальчика, — лениво заметил он. — На свету глянешь — мальчик тебя старше окажется.
Толян схватил его за руку и потянул из-под душа.
— Да, блядь, сейчас пропустим всё! Идём! Реально классный пацан. Не больше двадцати…
— И чё, всем даёт? — Лазарев даже немного удивился. Смысл молодому-симпатичному отдаваться под проёб. Его ж порвут тут. Нет, понятно, что если скажет, что хватит, никто заставлять не станет: в саунах за этим следят, проблемы никому не нужны, но всё же… На такое чаще шли те, кому уже было плевать, с кем, лишь бы кто засунул и выебал.
— Вроде всем, — довольно ответил Толян. — Он то ли обкуреный, то ли пьяный просто… Какая разница?
Часть лабиринта при входе — самая тёмная, с теми самыми чёрными провалами комнат для анонимной групповухи — была почти пустой. Кое-кто вдоль стен стоял, но основная масса переместилась за поворот коридора.
Когда они с Толяном пробрались сквозь не особо плотную толпу ко входу в одну из кабинок, то оказалось, что никакой в прямом смысле слова оргии, как это представлялось Лазареву, там не было. Кроме того самого мальчика в тесной комнатке было ещё пятеро: двое, как выразился Толян, приходовали, один ждал, а ещё двое, совсем молоденькие и тоже, кажется, не особо трезвые, организовывали и контролировали процесс, смеясь, кривляясь и обмениваясь тупыми шутками. Они же выбирали «следующего»: толстых и старых дядек они весьма невежливо разворачивали с порога:
— Нет, ему такие не нравятся! Ищи другого!
В кабинке была полутьма, и Лазарев через головы стоявших перед ним людей не мог толком рассмотреть мальчишку. Но ему казалось, что Толян не ошибся: парень на самом деле был совсем молодой. Видно было только руки и ноги, но пропорции — угловато выпирающие косточки на запястьях и щиколотках, худые колени, особенное, «детское» строение кисти — выдавали возраст.
Лазарев не испытывал особых заблуждений на счёт сауны — это был облагороженный вариант общественного туалета, куда приходили за быстрым трахом, но эти глупые дети… Двое дебилов-дружков, и парнишка, которому накачанный смуглый мужик сейчас долбился в отставленный зад, — зачем они здесь? Кто их пустил?
— Они хотя бы совершеннолетние? — тихо прошептал Лазарев, повернувшись к Толяну.
— Конечно! У мелких на входе паспорт спрашивают.
— Ты тоже туда собрался? — кивок в сторону кабинки был брезгливым.
— Ты нет, что ли?
Лазарев не стал говорить, что нет, только усмехнулся:
— А вдруг фейс-контроль не пройдём?