Он смотрел прямо перед собой, опускать глаза было почти что страшно.
Кирилл взял ещё чуть глубже. Его губы скользили по члену мокро и грубовато, возвращались к головке, а потом опять доходили до самых пальцев, которые стискивали и мяли основание члена. Стискивали так, что Лазареву было больно, но он не был способен это осмыслить. Эти твёрдые, нервно сжимающие его пальцы и мягко ласкающий рот — они погружали Лазарева в состояние мучительного транса, колеблющейся смеси удовольствия и страха.
Он наконец опустил глаза и увидел, как его член входит в раскрасневшийся рот Кирилла, и — наверное, потому, что всё случилось слишком неожиданно — его не покидало ощущение, что это происходит не с ним. Лазарев чувствовал тупое, ноющее возбуждение, но главным было вовсе не то, что делал сейчас Кирилл с его членом, главным было то, что на это можно было смотреть. На напряжённое лицо, слабо порозовевшие щёки и растянутый членом рот, красный, мокрый, округлый.
Лазареву показалось, что он кончит прямо сейчас — потому что возбуждение сжимало всё внутри, выдавливая воздух и не давая вдохнуть, но пальцами Кирилл стискивал его слишком сильно, давление и боль отвлекали и всё глубже топили в горячей удушающей трясине.
Лазарев начал двигать бёдрами, скорее инстинктивно, чем намеренно — он просто не мог сдерживаться, и, когда Кирилл чуть отклонился назад, придержал его за голову. Лазарев, в голове которого ещё сохранялись остатки здравого смысла, не собирался загонять член глубоко: он понимал, что Кириллу это может не понравиться. Он толкнулся совсем чуть-чуть, но Кирилл тут же вскинул на него широко раскрытые, не испуганные или протестующие, а как будто удивлённые глаза. В падавшем из окна свете они влажно блестели, и зелёный ободок вокруг карего казался искрящимся и ярким.
Вдох застрял в груди намертво… Лазарев хотел сказать что-то, но язык не слушался. Лазарев лишь пару раз открыл рот — хорошо, что Кирилл уже опустил глаза и не видел этих беспомощных дёрганий.
Тело Лазарева раскачивалось в такт размеренным и аккуратным движениям Кирилла. Тот теперь сосал смелее — видимо, ему все же не было противно — иногда задерживаясь на головке и вылизывая её узким горячим языком, подлезая гибким кончиком под самый ободок.
Лазарев застонал, и стон закончился чем-то похожим на всхлипы, такими приятными были ощущения и такой невероятной картина. Он знал, что этот острый, неожиданно умелый язык, ласкающий его член, будет долго стоять перед глазами, как и приоткрытые губы и мокрый от слюны подбородок.
Он перестал двигаться и, еле сумев выдавить из себя, прошептал:
— Кирилл… я… я уже сейчас…
Он даже положил свою руку поверх пальцев Кирилла, чтобы вытянуть член из его рта, но Кирилл чуть качнул головой и упрямо наделся.
Лазарев честно пытался не слишком сильно толкаться в Кирилла, когда стал накатывать оргазм, но почти сразу потерял контроль над телом — оно вдалбливалось в послушно подставленный рот, а Кирилл просто замер, позволяя Лазареву всё. Он разве что не убрал руку — страховку, что Лазарев не начнёт запихивать ему прямо в горло.
Лазарев, задыхаясь, матерился, пока спускал Кириллу в рот. Оргазм тянулся длинным вибрирующим шлейфом, и Лазарев всё двигался и двигался в Кирилле, теперь уже медленно, не давая тому сглотнуть. Или сплюнуть — в зависимости от того, что тот собирался сделать. Кирилл несколько секунд потерпел, а потом начал легонько отталкивать Лазарева.
Он проглотил. Немного скривился, но проглотил.
Лазарев схватил его за руки и дёрнул вверх, потом прижал к себе и начал целовать, собирая губами и языком солоноватые и липкие остатки своего семени. Он большим пальцем вытер уголки губ и подбородок.
Кирилл посмотрел ему прямо в глаза, блеснув предательскими, обманчивыми зелёными ободками, и спросил хрипловатым, влажным голосом:
— А теперь? Нравлюсь так?
— Ты… это было… — Лазарев задохнулся, сжал губы и прошептал: — Да. Да.
— Получилось?
— Да.
Лазарев злился на самого себя, что не смог сказать ничего умнее и правдивее. Это жалкое «да» не передавало и сотой доли того, что он чувствовал. Того, что чувствовал бы, даже если бы у Кирилла действительно получилось бы не очень.
Качество минета не имело никакого значения, Лазарев едва ли не сходил с ума от того, что проник в этот жёсткий нетронутый рот, что Кирилл позволял себя трахать ещё и вот так, и позволял ему одному.
Лазарев пообедал, вымыл, вытер и расставил по местам посуду. Выгреб продукты из холодильника, закрыл окна, поставил на полки вытащенные Кириллом книги и начал обходить квартиру, проверяя, не остались ли где его вещи, а главное — вещи Кирилла.
Свои он сложил в пакет и убрал в шкаф: он ничего не мог с собой взять, кроме денег и документов. Он всё купит в Хельсинки или даже в Стамбуле. Выходить из дома с сумкой значило бы навлечь подозрения.
У Кирилла почти ничего не было: зарядник для телефона, зубная щётка, дезодорант, дешёвенькая электрическая бритва, пара носков и трусы, которые Лазарев снял с сушки, ветровка. В рюкзаке, когда он открыл его, чтобы уложить вещи, лежала ещё пара футболок и шорты.
Лазарев застегнул молнию и сжал рюкзак обеими руками. Он сдавливал его с такой силой, что пальцы начали дрожать от напряжения.
Он ничего не мог поделать. Он хотел бы остаться с Кириллом — и сам складывал его вещи, чтобы… чтобы поставить точку.
Пальцы ныли, замочек молнии больно врезался в кожу.
Лазарев согнулся над рюкзаком, притянул к себе, а потом отбросил:
— Всё. Хватит.
Пакет с мусором и остатками продуктов он по-свински оставил в подъезде у входной двери: «патрол» так и дежурил, и Лазарев опасался, что сидевшие там могут что-то заподозрить, если он потащится куда-то с двумя баулами. Рюкзак Кирилла он взял с собой. По-хорошему, его надо было бы бросить в подъезде точно так же, но Лазарев понимал, что тогда Кирилл попытается заполучить вещи и документы (которых там уже не было) назад, придёт к дому, заявит в милицию, мало ли что ещё сделает… Кирилла надо было как можно аккуратнее отправить назад в Москву.
В пять он позвонил Кириллу со своего сотового, хотя в этом была определенная доля риска: если телефон прослушивался, то о месте встречи могли узнать. С другой стороны, это не имело значения: план вступал в силу после встречи с Кириллом.
Кирилл сказал, что уже собирается ехать назад.
— Не надо пока, — попросил Лазарев. — Есть дело. Давай встретимся в центре. Ты где сейчас?
— На Васильевском.