– Эм права. Мы не можем оставить их здесь. Если Марко и Поло поймают на этом, вся операция сорвется.
Я подумала о новичке, который ушел домой вскоре после нашего приезда. Надеюсь, он понимает, насколько велика опасность этих тайн и ответственность за них.
Мой взгляд обратился к Билли, сидевшему за компьютером в кабинете. Он искал имена повстанцев, схваченных Вождем Реформации.
– Возможно, есть другой вариант. Неподалеку отсюда есть поселение, – сказал Джесс и немного погодя добавил: – В горах.
– В Аппалачах? – спросил Чейз.
– В Смоки[1], – пояснил Джесс.
– Поселение? – спросила я. – Еще одно убежище?
Слухи, которые знал Джесс, привели нас в Стойкость. За эти годы он сумел собрать много информации.
Джесс поскреб подбородок грязными ногтями.
– Что? – с подозрением спросил Чейз.
– Я жил там некоторое время, перед тем как отправиться на побережье, – сказал Джесс. – Все закончилось не очень хорошо.
Я прищурилась.
– Не очень хорошо для них или для вас?
Он ухмыльнулся:
– Скажем так: мое присутствие не принесло пользы ни одной из сторон.
Чейз потер челюсть.
– Это значит, что его выперли.
Он не выглядел удивленным.
– Разошлись во мнениях, – сказал Джесс. – Очень давно. Сомневаюсь, что они вообще помнят меня после стольких лет.
Почему-то он меня не убедил.
– Марко и Поло не упоминали о нем, – сказала я. – Может быть, его обнаружили?
– Обычно перевозчики туда не ездят, – покачал головой Джесс и добавил в ответ на мой взгляд: – Тамошние жители несколько необщительны.
Мне это не нравилось, но я не видела других вариантов. Мы не можем оставить этих людей здесь, и, если мы собираемся отправиться на оставшиеся посты, чтобы распространить информацию о Статуте, нам нужно быть налегке.
– Ты помнишь дорогу? – спросил Чейз.
Джесс неохотно кивнул.
– Извините.
Я обернулась и увидела девочку с растрепавшейся светлой косой, в одежде, полученной из здешнего тайника. Ее лицо выдавало юный возраст: ростом она была почти с меня, но не могла быть старше двенадцати-тринадцати. От внезапного внимания ее круглые щеки покраснели, и она уставилась на свои руки, сжимавшие листок бумаги.
– Ты Эмбер, да?
Я кивнула. Теперь уже не было смысла скрывать это. Я услышала, как Чейз и Джесс отошли в сторону, чтобы дать нам поговорить наедине.
– Все хорошо? – спросила я и тут же пожалела. Конечно, ничего хорошего не было, именно поэтому она оказалась здесь. В подтверждение моих мыслей светло-карие глаза девочки наполнились слезами.
Я положила ладонь на ее руку, не зная, что еще сделать.
– Меня отправил сюда папа, – сказала она. – Ему пришлось поехать в убежище другим рейсом, на нашем не хватило места. А теперь говорят, что убежища больше нет. Его нет?
Я выдохнула.
– Да.
Не было смысла лгать. Рано или поздно она все равно узнает.
Неожиданно храбрость пересилила печаль, и девочка вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Я так и думала. – Тут она вспомнила о бумаге, которую держала, и сунула ее мне. – Я Кайли. Мы говорили о тебе там, откуда я приехала.
Я в растерянности смотрела на нее.
– Где?
– Недалеко от Нашвилла. Мы говорили, что если когда-нибудь попадем за решетку, то тоже сбежим из исправительной школы.
– Кто мы?
– Некоторые девочки в школе, – ответила она, как будто не видела ничего удивительного в том, что меня обсуждают люди, которых я никогда в жизни не видела. – Я знаю, по мне не скажешь, но я неплохо дерусь. Папа научил меня стрелять.
– Надеюсь, бегать он тебя тоже научил, – сказала я, прежде чем успела прикусить язык.
Ее руки сжались в кулаки.
– Научил. Но иногда ты не можешь убежать. – Твердость, прозвучавшая в ее голосе, вызвала во мне волну жалости. – Его тоже обвинили по Пятой статье. Моя мама ушла, когда я была ребенком.
Я хотела сказать: «Ты еще ребенок».
– Кайли, – позвала одна из женщин. Она держала в каждой руке по бутылке воды и старалась не показывать свое беспокойство.
Девочка ссутулилась, как ребенок, которому сделали замечание.
– Я только хотела сказать, что могу сражаться, – сказала Кайли, перед тем как пойти к женщине.
Я развернула полученную бумажку и увидела аккуратно напечатанные слова предписаний Статута. Я знала, что они должны гласить, но сердце все равно забилось сильнее. Этот Статут выглядел, как и все остальные, что я видела раньше: такое же форматирование, ничего не казалось подозрительным. Но когда я вчиталась внимательнее, разница стала очевидной. Статьи с первой по четвертую остались без изменений, но после Пятой Статьи шло сообщение:
«Вы спросите, что происходит с нарушителями – с вашими соседями или членами семей, которых забрало ФБР? Вот вся правда: им промывают мозги, их мучают и убивают солдаты, которые должны защищать вас.
а) Когда Статья 5 была пересмотрена, Эмбер Миллер забрали из дома и школы. Ее отправили в исправительную школу, где ее били и мучили за то, что ее мама не подчинилась.
а) (пересмотренная) Солдаты ФБР арестовали мать Эмбер и убили ее за «преступление». Это было частью новой правительственной инициативы по стиранию, направленной на искоренение аморального поведения в стране.
б) Каждый день ФБР разрушает семьи. Если вы не поможете это остановить, ваша семья может стать следующей.
в) Хватит прятаться. Защитите свою семью и свою свободу. Присоединяйтесь к Эмбер, когда падет первая база, и СРАЖАЙТЕСЬ».
– Ох, – вырвалось у меня.
Внутри меня разлилась липкая темнота, как нефть, пропитавшая крылья птиц, которых мы обнаружили на берегу. Она говорила о правильности и возмездии, а потом повторила слова Шона: «Это никогда не закончится. Снова начнется хаос».
Пути назад больше не было. Я и раньше это понимала, но взяв в руки Статут, узнав о том, что мое имя распространяется по стране как откровенный призыв к измене, я неожиданно почувствовала, что тону. Мысли о Три, о Статуте, о том, что случится, когда люди прочитают его, накатывали на меня волнами, до тех пор пока у меня не задрожали руки; я едва могла дышать.
Стараясь сохранять спокойствие, я подошла к боковой двери и вышла в ночь.
На улице было тихо, и с этого торца я ясно видела полосу деревьев позади кирпичного здания. Стараясь держаться в тени, я пересекла асфальтовую дорожку, которая огибала все строение, и подошла к ограде из металлической сетки. Она была высокой, вдвое выше Чейза, а сверху крепилась закрученная в спираль колючая проволока, и впервые с момента прибытия я почувствовала себя пленницей.
За моей спиной хлопнула дверь, и рядом со мной встал Чейз, вглядываясь в темный лес и вдыхая сосновый аромат, принесенный ветром. Он молчал, но его присутствие лишило меня последних остатков сдержанности.
Я опустилась на землю и отвернулась от свободы, которая находилась в Красной зоне, прямо за оградой.
– Что я наделала?
– Ты рассказала правду.
Чейз встал на колени передо мной.
– Правду? – спросила я, подняв Статут. – Я призываю людей сражаться. Возможно, умирать.
Чейз сел на пятки и посмотрел на мои руки, казавшиеся такими маленькими в его ладонях.
– Ты больше, чем просто ты, – сказал он. – Ты – это они. Если люди станут сражаться, то потому, что твоя история легко может стать их историей.
Я подумала про Кайли, девочку, которая носила то же клеймо, что и я, и хотела сопротивляться МН.
– Чем заканчивается эта история? – спросила я.
Чейз опустил глаза, а потом взял меня за руку и помог встать. Он достал из кармана что-то маленькое, что помещалось у него в кулаке, вложил это мне в ладонь и сомкнул мои пальцы, крепко сжав.
Маленькое и круглое. Идеальный бесконечный круг.
– Она заканчивается нашим когда-нибудь, – сказал он.
Я быстро заморгала, борясь с подступившими слезами, и прикоснулась к его лицу. Он прижался щекой к моей ладони и поцеловал мой большой палец, потом снял с меня цепочку и повесил кольцо на нее рядом с медальоном святого Михаила.