Причард задумчиво смотрел на далекий огонек высоко на вершине.
— Отличный символ для стран нашего континента, правда? — тихо сказал он.
И вдруг Констанс поняла, что она должна сказать.
— Аллен, — она встала прямо перед ним, — я не хочу чтобы вы уезжали.
Причард стряхнул пепел.
— Шесть дней и шесть ночей. Вот что значит жестокое сердце.
— Я не хочу, чтобы вы уезжали.
— Я здесь уже давно. Весь лучший снег достался мне.
— Я хочу, чтобы вы женились на мне, — сказала Констанс.
Причард поднял на нее глаза. Она видела, что он пытается улыбнуться.
— Чудесно, когда тебе двадцать, — сказал он. — Можно говорить вот так.
— Я сказала, что хочу, чтобы вы женились на мне.
Причард швырнул сигарету, и она долго потом тлела
па снегу. Оп шагнул к ней, обнял ее и поцеловал. Она почувствовала легкий запах бренди на его губах. Потом он опустил руки, отступил на шаг и застегнул ей шубу, как заботливая няня ребенку.
— Бывает в жизни и такое. — Он медленно покачал головой.
— Аллен…
— Беру свои слова назад, — сказал он, — вы совсем не похожи на девиц, которые рекламируют мыло и пиво.
— Пожалуйста, — сказала она, — не нужно так.
— Что вы знаете обо мне? — Он резко смахнул снег с перил мостика и оперся о них, отряхивая руки. — Неужели вам не говорили, каких молодых людей вы можете встретить в Европе?
— Не сбивайте меня, — сказала она. — Пожалуйста.
— А как же тот парень в кожаной рамке?
Констанс глубоко вздохнула, чувствуя, как холодный воздух покалывает легкие.
— Не знаю, — ответила она. — Он далеко.
— Забыт. — Причард невесело засмеялся. — Забыт, и память смыта океаном.
— Дело не только в океане.
Они шли молча и слушали, как снег скрипит под ногами. Над горами всходила луна, снег молочно светился под ее лучами.
— Вам предстоит услышать обо мне нечто, — тихо сказал Причард, глядя на свою длинную тень впереди на тропинке. — Я был женат.
— О. — Констанс старательно ступала в следы тех, кто прошел по тропинке до нее.
— Женат не особенно всерьез. — Причард поднял голову. — Два года назад мы развелись. Что вы скажете сейчас?
— Это ваше дело.
— Нет, я обязательно должен как-нибудь побывать в Америке, — засмеялся Причард. — Там выводят новую породу.
— И все?
— Дальше совсем худо. У меня нет ни фунта. Я с самой войны не работал и жил на то, что осталось от драгоценностей матери. Их и вообще-то было немного, а на прошлой неделе я продал в Цюрихе последнюю брошь. Хотя бы из-за этого мне придется уехать. Видите, — сказал он, горько улыбнувшись, — какой вы сделали завидный выбор.
— Это все?
— Разве этого мало?
— Да.
— Я никогда не смог бы жить в Америке, — сказал Причард. — Я старый летчик, у которого заглох мотор, я ужасно устал, у меня нет ни гроша за душой, мне нечего делать в Америке. Вот и все. А теперь идемте. — Оп быстро взял ее под руку, не желая продолжать разговор.
— Уже поздно. Идемте обратно.
Констанс не двинулась с места.
— Вы не все мне рассказали.
— Разве этого не довольно?
— Нет.
— Ну что ж, — сказал он, — я не смог бы поехать с вами в Америку, даже если бы хотел.
— Почему?
— Потому что меня никто бы туда не пустил.
— Почему же?
— Потому что я — добыча червей.
— О чем вы говорите?
— Швейцария — страна для людей со слабым здоровьем, — сказал он резко. — По этой же причине Д. Г. Лоренса{Известным английский писатель.} выгнали из Нью-Мексико и заставили умирать на Ривьере. Их нельзя винить. У них хватает своих болезней. А теперь идемте обратно.
— Но вы кажетесь таким здоровым. Вы катаетесь на лыжах…
— Здесь все умирают в расцвете сил и здоровья. Мне становится то лучше, то хуже. Сейчас я почти здоров, а через год, — он пожал плечами и беззвучно рассмеялся, — а через год — почти неизлечим. Врачи отворачиваются, когда видят, как я подымаюсь в горы. Идемте домой, — сказал он снова. — Я не для вас. Я выдохся. А вы полны сил. Союз был бы слишком неравным. Мы идем обратно?
Констанс кивнула. Они шли медленно. Сейчас в городе на склоне горы погасли почти все огни, но в ясном ночном воздухе до них долетали далекие, слабые звуки оркестра, игравшего в отеле.