Помрачневший Карел опустил голову.
- Да, - негромко выругался он. - Всучили они нам бесплатный билет на “Титаник”.
- Не бесплатный, - усмехнулся Алексей. - Вам еще и заплатить за место в наглухо запертом трюме придется.
Они замолчали.
- А знаешь, Карел, я всегда очень хорошо здесь, у вас, себя чувствую, - сказал Алексей после небольшой паузы. - Хожу по улицам и комфортно, спокойно так… Камней или стен касаюсь - и они теплые какие-то. И словно мягкие. Такое впечатление, как будто кошка ко мне ластится. У меня отпуск скоро, может быть, приеду сюда еще раз. Да не по работе, что ты сразу напрягаешься так.
С женой и сыном. Может, встретимся, погуляем? Покажешь нам то, на что туристы обычно внимания не обращают? Ладно, проехали. Я же просто как мужик с мужиком с тобой сейчас, а ты сразу варианты просчитываешь.
- Да нет, почему же, - задумчиво ответил Карел. - Приезжайте. Только… Слушай, а твое начальство как на это посмотрит? Они тебя не репрессируют? Ты что, совсем не боишься?
- Солженицына начитался? - засмеялся Алексей.
- Ну, читал, конечно, - уклончиво ответил Карел. - Рекомендованные отрывки. Из “Архипелага ГУЛАГ”, например.
- А, как же, помню. И мой любимый эпизод тоже читал? Там про то, как охранники в лагере зэков в костер загнали. И зэки дисциплинированно в этот костер пошли и сгорели в нем, как ваш Ян Гус в Констанце.
- Это невозможно, - тихо сказал Карел. - Безусловный рефлекс. Люди, чтобы не сгореть, с любой высоты прыгают.
- Правильно. А вот еще, из любимого: не выполнивших норму заключенных охранники оставляли одних на ночь в лесу.
- Зачем? - снова напрягся чешский контрразведчик.
- А черт его знает. Наверное, очень хотели утром сами место пропавших в бараке занять. Чтобы нары не пустовали
- Он, что, действительно все это написал? - с мученической гримасой на лице, спросил Карел. - Это не ваша пропаганда?
- Наши идеологи и пропагандисты, конечно, те еще дебилы. Но не до такой же степени.
Алексей посмотрел на сидевшего перед ним чеха и покачал головой.
- Да, понимаю теперь, почему вам только отрывки читать разрешают.
- Но остальное, главное, ведь, правда?
- Откуда, правда, Карел? У Солженицына не было доступа к архивам и документам. Он собирал сплетни, слухи, лагерный фольклор. Вот как фольклорное произведение этот самый “Архипелаг” и надо было напечатать. Ты, кстати, знаешь, сколько заключенных находилось в лагерях на момент смерти Сталина - в марте 1953 года? 2 526 402. Политических из них - 221 435 (8,76%). Как ты понимаешь, многие из них в то время были эсэсовцами из Прибалтики и Западной Украины, власовцами и полицаями. К тому же их ряды все время пополнялись зверообразными “зелеными братьями” и прирожденными садистами-бандеровцами. Мало того, что денацификация Прибалтики и Западной Украины не была проведена, “жуткий тиран” Сталин как раз тогда отменил смертную казнь. Что здесь можно сказать? Нашел время! Но, ничего поделать было нельзя, и всем этим мразям автоматически давали стандартные шесть лет. Причем шесть лет ссылки, Карел! Даже не лагерей. Если, конечно, не было стопроцентных доказательств их участия в военных преступлениях и расправах над мирными жителями. Палачей и карателей осуждали на десять лет. Даже в лагерях их ждали полностью оплачиваемый девятичасовой рабочий день, трудовая книжка, полный соцпакет и, непонятно с какого перепугу, амнистия к десятилетию Победы, в 1955 году. В Западную Украину тогда вернулись более 20 000 ОУНовцев. Но в 1953 году среди заключенных их было не так уж и мало. Член горбачевского Политбюро, ренегат и предатель Яковлев в годы Перестройки создал комиссию по реабилитации жертв политических репрессий. Копали, как бешеные кроты. Знаешь, что выяснили? За все время существования Советской власти, с 1919 по 1990 годы, по политическим статьям было осуждено 3 786 094 человек, из них расстреляно - 642 980 человек. Причем 90% этих арестов и казней пришлись на два года - 1937 и 1938. Во главе НКВД тогда стоял страдающий от комплекса неполноценности педераст Николай Ежов. Голова этого карлика закружилась от свалившейся на него власти. Чтобы избавиться от него, пришлось вызвать в Москву человека, который меньше всего на свете хотел работать в системе НКВД
и мечтал о карьере инженера и строителя. И звали его Лаврентий Берия.
- А что же Яковлев? - спросил внимательно слушавший Алексея Карел.
- А Яковлев, - брезгливо поморщился тот. - Он был очень разочарован этими цифрами и тут же засекретил их. И наши дурачки-перестройщики немедленно стали соревноваться: кто больше? Не успеет какой-нибудь остолоп написать “20 миллионов”, как тут же другой напишет “30” или “40”. Просто поразительно: как они до ста миллионов не дошли? Яковлев решил показать всем, каким самодуром и садистам был этот Сталин, и отдал недвусмысленный приказ: реабилитировать всех подряд! Но, несмотря на все старания, удалось только около 800 000. Среди них, кстати, оказались весьма одиозные люди. Кто бы мог, например, заподозрить в излишнем демократизме Тухачевского, Якира и Егорова, арестованных накануне запланированного ими государственного переворота? Думаешь, они рвались к власти, чтобы закрывать тюрьмы и раздавать всем цветы и конфеты?