“Это был сон? - подумала Этан. - Очень странный, никогда таких не видела”.
Коляска остановилась, кучер вышел и распахнул перед ней дверь.
- Я никогда и никому не расскажу о том, что видел в Лесу, светлая Госпожа, - опускаясь на колени, прошептал он. - Я неправедно жил, и ты явилась мне, чтобы наказать и направить на истинный путь. Я искуплю свою вину, только прости меня. Завтра же я отправлюсь в паломничество в Священный Лес, к твоему тайному храму.
Этан стало смешно: это же надо было так все перепутать! И немного страшно. Богиня не сказала ничего нового, но сама Этан могла ведь и ошибаться… Тряхнув головой, она задумчиво пошла по центральной улице и остановилась перед красивым, украшенном цветами, зданием. Городской храм богини Священного Леса. Зайти? Нет никакого желания - ни у нее, ни у хозяйки.
“Значит, началось. Неужели я уже так изменилась?”, - подумала Этан, грустно улыбнулась, пожала плечами и ушла от храма.
А в небольшом кабинете главы школы Ленаарского монастыря в это время молча сидели два человека.
- Мы удерживали Этан сколько могли, но сегодня она покинула нашу школу, ректор, - сказал, наконец, декан лечебного факультета Ливиину.
Ливиин молчал.
- Ее аура излучает смерть. Она умрет сама или погубит всех, кто встретится ей на пути.
Ливиин вздохнул и ничего не ответил.
- Боль и страх, беда и страдание, словно верные псы, бегут перед ней, указывая дорогу в никуда.
- Чего же ты хочешь, Товнир? - подняв голову, посмотрел на него Ливиин.
- Мы ведь можем предупредить кого надо… Я понимаю, как это опасно, но… У меня разрывается сердце. Бедный Сааранд. Эта девочка с внешностью ангела и силой десятка демонов… Они же не сразу поймут это. Этан идет мстить. Всем. И страна не выдержит новой бойни.
- Никто не остановит Этан, Товнир. А я никогда не прощу предательства - ни тебе, ни себе. Не надо лишать ее шанса. Пусть она исполнит задуманное. Кто знает, может быть, наш запутавшийся во лжи и предательстве Мир заслужил все это.
- Погибнут и невиновные…
- Кто из нас невиновен, Товнир? - печально сказал Ливиин. - Мы все виноваты. Перед детьми и родителями, друзьями и врагами, знакомыми нам людьми - и незнакомыми тоже. И, самое главное - перед собой. Всех убивать можно, и меня в том числе. И даже ведь не пожалуешься. Потому что не на что, если задуматься
и объективно рассуждать.
- Вы шутите, ректор? Неудачное время и тема не совсем подходящая.
- Да какие уж тут шутки.
Ливиин встал и прошелся по комнате.
- Я тоже думал обо всем этом, Товнир. Послушай меня. Этан выросла у нас на глазах. Десять лет с ней возились и занимались лучшие педагоги школы. Сам Лодин посвятил ей последние годы своей жизни. И разве сможет, разве посмеет хоть кто-нибудь назвать ее плохой или недостойной ученицей? Как губка впитала Этан все наши мысли и чувства. Не верить в нее - значит не верить в себя. Если ты прав, и она не остановится, будет только убивать всех вокруг - мы тоже достойны смерти.
- Да, я понимаю, - прошептал декан. - А как Вы оцениваете силы Этан, ректор? Считаете, что она непобедима?
- Нет, Товнир. К сожалению, нет. Тот, кому она будет доверять, сможет убить ее. И мужчина, которого она полюбит - тоже. И ты знаешь, мне очень не хочется, чтобы она влюбилась сейчас. Или поверила хоть кому-нибудь. Даже мне или тебе, Товнир.
МАРИЙ. ОТЧАЯНИЕ
Марий ничего не знал об Этан, и понятия не имел о том, что она отправилась в дорогу. У него хватало других забот, и вряд ли он придал бы большое значение информации о девушке, которая вознамерилась отомстить всем, и ему в том числе. Он очень, просто невероятно, устал за эти десять лет. Казавшееся незыблемым здание саарандской государственности рухнуло у него на глазах.
И даже нелепая гибель его Талин отошла на второй план перед
лицом этой невиданной катастрофы. Не было времени и сил быть сентиментальным и слабым. И Марий гнал от себя мысли о величайшем несчастье, постигшем его, но за все эти годы они так и не ушли никуда, и по ночам иногда он не мог спать от тоски по несбывшемуся. Ведь, вполне возможно, и не получилось бы у них ничего, но сердце никак не хотело мириться с потерей. Марий сейчас был одинок, как никогда. И разочарован в себе и в людях. Он добился запрета Ордена, арестовал его руководителей - и порвалась последняя нить, связывающая между собой провинции Сааранда. Появилась надежда, когда Ленаар и Хебер избрали его верховным правителем. Опираясь на них, он вошел в Верлэрис, но это был первый и последний крупный успех в большой политической игре. Ольванс уже объявил о независимости. Калгрейн вспомнил о своей древней конституции и провозгласил себя вольным городом, разумеется, тут же попав в сферу влияния Лерии. От полного подчинения лерийцам его спасала только традиционная вражда этого островного государства с Кинарией, которая ревниво наблюдала за ходом событий и больше всего боялась усиления конкурентов. Шайенн, который в качестве правителя призвал к себе Рута, благодаря его влиянию все же согласился на союз на конфедеративных началах, и это едва не привело к выходу из союза бывшей провинции Хебер, парламент которой немедленно потребовал для себя еще больших поблажек, льгот и привилегий. Но самое печальное было то, что единственными единомышленниками и союзниками Мария оказались теперь бывшие члены разгромленного им Ордена. С огромным усилием переступая через себя, Марий постепенно освободил и даже реабилитировал многих из них - только для того, чтобы плодами его внутреннего предательства воспользовался другой человек. Он тоже мечтал о возрождении Сааранда, но шел другим путем. Ему было проще. Страшные тени не стояли перед его глазами и реки крови не отделяли от всех остальных. Он мог договариваться. А стилем и визитной карточкой Мария уже давно стали исключительно силовые методы воздействия, но других способов влиять на ситуацию у него уже не осталось. Когда потрясенный известием о возрождении Ордена Марий примчался в главную Резиденцию, чтобы потребовать объяснений и попытаться остановить безумие, все коридоры там были заполнены скромно одетыми суровыми людьми. Представители всех провинций Сааранда явились к новому великому магистру, чтобы доложить о своей готовности служить и подчиняться ему. Они ничего не просили и не требовали у него. Ждали лишь приказов