Адель Алексеева
Три Музы Бориса Кустодиева
Три Музы Бориса Кустодиева
Часть первая
Все впечатленья бытия
Сквозь сеть алмазную зазеленел восток
Вдоль по земле, таинственной и строгой,
Лучатся тысячи тропинок и дорог…
…В голодные военные годы далеко-далеко, на Урале, вернее, в предгорьях уральского хребта, люди жили так скудно, что сегодня это трудно вообразить: дети радовались черствым черным галушкам в супе-бурде и «картофляникам» из мороженой картошки. Вечера — холодные, без тепла и света. Зато можно взобраться на печь или на полати, зажечь коптилку — и читать, читать! Не про войну, конечно, а например Гюго, Жюль Верна, Лондона. Утром воздух ледяной — печку не топили — за ночь выстудило, и спасал лишь кипяток, заваренный какой-нибудь травой. Пили тот чай медленно, согревая руки о кружку.
На кухне, рядом с самоваром, на стене висела картинка — в нее можно было «уходить», «уноситься», забывая обо всем. Картинка эта была фантастическая: белотелая, сытая красавица сидела за столом, пила чай из блюдечка с золотой каемочкой, а на столе лежали яблоки и виноград, печенье и белые баранки, не известный тогда никому кекс (с изюмом!). А рядом краснел арбуз, про который знали, что он алый, сахарный, что на нем костюм зеленый бархатный, но никогда не пробовали… Это было какое-то сказочное видение, и детям это представлялось их далеким будущим — после войны, при коммунизме…
Красавица та была спокойная, уверенная, ни в чем не сомневающаяся (будто не было войны), на груди у нее брошка, в ушах серьги, платье нарядное, плечи белые. К ней ластилась кошка, обыкновенная черно-белая кошка с выгнутым хвостом, и тоже сытая, не мяукающая, довольная.
Если вечером смотреть на эту картинку, то ночью могут присниться мармеладовые сны — будто спускаешься по лестнице из мармелада и поедаешь сладкие «ступеньки». Конфет тогда не видели, разве только коричневые тянучки, которые делали татары, разрезая на противне, и их можно было обменять на ломтик хлеба.
Что западет в детскую душу, то непременно спустя годы даст всходы. Картинка, висевшая на стене, осталась в памяти. Хотелось узнать, кто ее рисовал, что это за женщина — возлюбленная художника, жена, Муза? Ответы находились постепенно, по мере течения жизни.
Сперва в институте. Это был Московский полиграфический институт, после войны стяжавший славу лучшего гуманитарного вуза, там преподавали всемирную историю искусств (не считая всего прочего), профессор Фабрикант показывал цветные диапозитивы, а академик Сидоров любимым своим художникам посвятил десять сонетов и напечатал десять маленьких книжечек. В институте от кого-то из них и пришлось узнать имя художника, написавшего «красавицу из сказки».
А спустя несколько лет судьба забросила меня в места, где он явился на свет и провел свое детство. Астрахань! Она предстала во всей своей красе и шири. Старинный город, в котором перекрещивались пути с востока на запад и с севера на юг. «Улицы — хоть куда. Дома большей частью трехэтажные, украшенные снизу, как водится, вывесками, преимущественно голубым с золотом», — писал Т. Г. Шевченко.
Волга! Весна, разлив — не река, а море, не море, а океан. Рыба сама прыгает в руки, рыбацкие тони, уха из пяти сортов… Черная икра, только что присоленная. Рыбацкие рассказы: «Ненавижу черную икру!» — «Почему?» — «В детстве переел, считалось, что она лечит от чахотки»… А весенние змеи? И сейчас охватывает ужас при воспоминании о том, как целый клубок змей двигался прямо на меня — было время змеиных свадеб…
А за Волгой, в степи? Там виднелись силуэты верблюдов и белело нечто белое. Снег? Нет, это соль… Впечатления от пышной природы чередовались с рассказами о Тредьяковском, Татищеве, Марине Мнишек… Значит, все это изобилие видел, впитывал в себя будущий художник! Может быть, где-то здесь, в домике с мезонином, и пила чай, ела арбуз та красавица, что спасала нас в дни войны?..
Семья Кустодиевых была из духовного звания, дядя даже служил в православной церкви Мадрида. Отец преподавал в духовной семинарии, реальном училище, в гимназии — был словесник. Жили дружно, но… беспощадная чахотка скосила отца, и матери пришлось одной поднимать детей.
Посмотрели мы и флигель, в котором обитало семейство, — за домом купца Догадина. Картинная галерея, к сожалению, была закрыта на ремонт, и не пришлось узнать, чье же лицо запечатлел Кустодиев на той картине.