— Но ведь реактива вы туда не брали, — пожал плечами доктор. — Я понимал, что ковра вы не прихватите, но, очевидно, вы сумели выстричь из него ворс?
— Вот именно! — хлопнул в ладоши сыщик. — И притом под носом у хозяина и горничной, притворяясь, что ищу стекло от очков. Кстати, надо вставить его назад, в оправу... Ну, доктор, а теперь произведём эксперимент.
— Признаюсь, не вижу смысла, — пожал плечами Уотсон. — Для чего вам устанавливать, что возле стола в кабинете Леера пролилась кровь? Это и так бесспорно.
— Вот мы и проверим. — Герберт Лайл, усмехаясь, подошёл к столу. — Смотрите же, доктор — бросаю.
Сыщик вытащил из кармана бумажный конверт, вынул оттуда несколько толстых шерстяных ворсинок, окрашенных в буроватый цвет, и бросил их в стакан.
Шерстинки поплавали на поверхности, затем намокли и погрузились. Но вода осталась чистой: не потемнела и не замутилась, в ней не появилось красноватых хлопьев, обычных при реакции этого препарата на малейшее присутствие гемоглобина.
— Не может быть! — закричал Уотсон. — Я ведь проверял реактив перед тем, как приготовить эту смесь. Он действует.
— Я и не сомневался в этом! — хохоча от радости, воскликнул Герберт Лайл. — Вот теперь уже у меня есть улика! Вы понимаете не догадка, а улика! Это не кровь!
Уотсон провёл рукой по лбу и почувствовал, как в голове у него что-то скрипит, будто трутся друг о друга какие-то заржавевшие колёсики.
— Глупею! — сказал он. — Ничего не понимаю. Я врач, и для меня это абсурд. Там лежал мертвец. На ковре, под его головой было пятно. Не быть там его не могло. Пятно крови. И теперь вы говорите, что это не кровь?
— Говорю и утверждаю это! Я опрашивал прислугу, они все подтвердили, что ковёр тот самый и пятно то самое. Наследник сохранил ковёр с пятном как память о семейной трагедии. Но это не кровь Леера, это вообще не кровь. Конечно, убийца мог зайти на бойню и принести оттуда бутылочку настоящей крови. Но помните: «Кровь быстро сворачивается...» У него было бы мало времени, да и на бойне его могли запомнить и в случае чего опознать. Кто знает? Да и зачем тащить туда кровь, если эти остолопы в полиции никогда не проверяют того, что кажется им очевидным?
Уотсон тяжело вздохнул:
— Лайл, извините, но я тоже остолоп. Я не понимаю, почему из простреленной головы убитого не вытекло ни капли крови? И для чего было поливать ковёр какой-то краской? Ведь это краска?
— Скорее всего охра с чем-то ещё, — молодой сыщик вынул из конверта ещё немного ковровой шерсти, потом убрал её назад и спрятал конверт в ящике стола. — Ну а понадобилось это потому, что из простреленной головы Леера, когда она коснулась этого ковра, уже не могло вытечь ни капли крови. Он был убит за несколько часов до выстрела Джона Клея.
— То есть вы хотите сказать, что с Клеем говорил не Леер?! — закричал поражённый Уотсон. — Значит... С ним говорил убийца?!
— Да, в великолепном гриме. Он убил Леера, скорее всего воспользовавшись каким-нибудь шумом в доме, а что ещё вернее, из духового ружья. Спрятал тело, затем загримировался так, что даже слуги его не узнали. Думаю, он постарался сделать так, чтобы близко к нему никто из них не подходил. Убийца провёл в доме часа два, вероятно, а потом якобы уехал в клуб, в тот клуб, где состоял членом эсквайр Леер. Потом он «внезапно» вернулся, застал грабителя, великолепно разыграл и смятение, и отчаяние, отдал вору фальшивые сапфиры, заранее положенные в сейф на место украденных настоящих, и спровоцировал Клея на выстрел. Если бы Клей не выстрелил, он, наверное, сам бы пальнул из того пистолета, что лежал на столе. Весь вопрос в том, куда он спрятался и как незаметно ускользнул после того, как Клей выскочил из комнаты и его увидели слуги?
— И где был труп? — спросил Уотсон. — Труп-то он положил на то место, где сам упал в свой так называемый обморок.
— Помните слова из письма Холмса? — тихо спросил Лайл: — «Большой сейф с двумя отделениями!» Мистер Холмс написал эти слова крупнее остальных. Фальшивый Леер открыл Клею верхнюю часть сейфа, где лежали фальшивые «глаза Венеры». Что было в нижней части, Клей видеть не мог.
— Силы небесные!!! — задыхаясь, произнёс Уотсон. — Какое чудовище!
— Коварнейшее из всех чудовищ — человек, — глухо произнёс Герберт Лайл. — Подумать только, такая изобретательность во имя двух блестящих камушков! Ну что же, как он скрылся, я пока не понимаю. Но догадываюсь. Надо найти «глаза Венеры», доктор. Надо их найти, тогда мы, возможно, найдём и убийцу, если он жив, а не был вздёрнут на виселицу вместе со всей шайкой Мориарти. Если его постигла таковая судьба, я, клянусь вам, не заплачу. Тогда мы просто должны установить его имя и присоединить к его заупокойной ещё и этот подвиг.