— Сюда, — сказала она. — Я хочу взглянуть на кое‑что.
— Что? — спросил он, поравнявшись с девушкой.
— Вот. — Она остановилась перед могилой, где ничего не росло, даже трава. Она прочитала имя на надгробии. Эми Ингерсолл. — Я знала ее, — удивленно произнесла Киззи.
— Знала? — спросил Джек Хаск.
Киззи кивнула.
— Я была новичком. По‑моему, она была младше меня, но я видела ее всего несколько раз. Ее забрали из школы. Она была больна. Она… — Киззи умолкла, у нее чуть не сорвалось с языка «умерла от голодного истощения». Но, увидев эту мертвую коричневую могилу, ей на ум пришли другие слова. — Она угасла.
— Грустно, — сказал Джек Хаск. — Она была твоего возраста, когда умерла.
— Да, — ответила она, вспоминая фото Эми Ингерсолл в газете. Ее глаза казались огромными на изможденном лице. В школе было проведено специальное собрание, посвященное расстройствам питания. Врач говорил об анорексии и булимии. После того, как Киззи с Иви ущипнули добрый слой кожи на своих бедрах и пошутили, что им бы не повредило немного анорексии, Кактус ответила, что для этого нужно было бы начать хотя бы с перехода на диетическую колу.
— Интересно, почему здесь трава мертва, — сказала Киззи, желая, чтобы существовало какое‑то другое объяснение, кроме того, что навязчиво свербило разум. Само собой, в этом унылом городе все те безумные вещи, в которые верила ее семейка, были всего‑навсего лишь сказками. Все эти вещи происходили далеко отсюда, на брусчатке, и в палисадниках древних церквей, наводненных приведениями.
— Проклятая, — раздался голос призрака у нее над самым ухом. Девушка вздрогнула.
Джек Хаск почувствовал это и отпустил ее плечо, чтобы снять бархатный пиджак.
— Ты замерзла, — сказал он. — Вот. — Он накинул ей на плечи пиджак и обнял, прижав спину девушки к своей груди. Его подбородок опустился ей на макушку. Кожа к коже. — Пойдем, — позвал он.
Она прошла вместе с ним в маленький садик в углу, и Джек Хаск разложил свой клетчатый плед, за увитыми плющом, каменными урнами, в скудных цветах алиссума, остатками прошедшего лета. Они устроились на пледе, он открыл корзину для пикника и извлек из нее буханку золотистого хлеба и головку сыра с фермерской печатью на толстой кожуре. Такие вещи, сыры, например, не водились у Киззи в доме, ее домашние ведали только про соленый сыр, сделанный ее матерью, либо нечто похожее на армейский паек в вакуумной упаковке из супермаркета.
Заправив платье под колени, Киззи наблюдала за тем, как Джек Хаск выложил из корзины фиолетовые льняные салфетки и настоящий серебряный нож всего лишь с намеком на потускнение, а затем, и серебреную чашу с шоколадом, обернутую в фольгу. Девушка широко распахнула глаза — насколько же все элегантно это выглядело. Если бы она когда‑нибудь воплотила свою мечту — устроить пикник на кладбище, то кладбище было выбрано бы получше, например, Парижское или Ново‑Орлеанское, в окружении мха и разбитых статуй, но в остальном он был бы именно такой.
— Мило, — пробормотала она, ошарашенная происходящим. Джек Хаск улыбнулся ей, и он был так красив, что глазам было почти больно смотреть на него. Её захлестнула очередная волна скептицизма. Почему, гадала она, — почему я?
— Глупая девчонка… — услышала она, или ей показалось, что услышала шепот бабушкиного голоса.
— Сначала шоколад, — сказал Джек Хаск, хрипотца голоса в его голосе уже была не так заметна. — Это мое единственное правило пикника.
— Ну ладно, — сказала Киззи, симулируя нежелание и разворачивая одну из конфет. Шоколад был настолько темным, что казался почти черным. Он растаял у нее на языке древним ароматом какао‑боба, земли, тени и солнечного света, горечью с послевкусием сладости. Его вкус… прекрасный, тонкий и странный, заставил ее почувствовать себя новичком, отведавшим какую‑то неведомую приправу.
Сыр на вкус оказался точно таким же, отличным от всего, что девушка пробовала до того, и она едва ли могла ответить ужасным тот был на вкус или замечательным. Она ела его вприкуску с хлебом, и Джек Хаск спросил Киззи, как ей думается, не слишком рано для вина, которое он извлек из своей корзины, и разлил в изящные бокалы из травленного стекла, размером не больше бумажного стаканчика.
Вино было насыщенным и темным, подобно шоколаду, и Киззи потягивала его медленно. Она млела и млела, пока не растянулась на пледе облокотившись на одном локте на боку, подобно одалиске, бедро которой напоминало спелое зеленое яблоко для Джека Хаска склонившего на него голову. Он лежал, закрыв глаза, а Киззи легонько игралась с кончиками его прядей.
Через некоторое время он сел и вновь полез в корзину. Он достал абрикос, который оставил у себя в ладони, и персик, который вручил Киззи. Она взяла его и покатала в руке. Его кожура была мягкой и бархатистой, как пиджак Джека Хаска, а его аромат… она слышала запах медовой сладости, даже через кожуру. Девушка поднесла плод к лицу и сделала глубокий вдох. «Нектар», — мечтательно подумала она. Но она не откусила ни кусочка. Она не хотела, чтобы сок стекал у нее по подбородку. Она только еще раз вдохнула аромат фрукта и увидела, как Джек Хаск доел свой абрикос и выбросил косточку. Затем он прислонился спиной к одной из каменных урн и устроил голову так, что плющ и цветы стали своеобразным париком для него.
Киззи рассмеялась.
— Тебе идет, — сказала она.
— Нравится? Вот. — Он поднял тяжелую лозу плюща, чтобы соорудить парик и для нее и жестом пригласил сесть поближе. Она подобралась к нему и замерла, пока он расправлял цветы у нее на лбу, то и дело останавливаясь, чтобы аккуратно спрятать прядь ее настоящих волос обратно под шарф.
Его лицо было так близко к ее лицу. Она не могла отвести взгляда от его губ; она слышала запах абрикоса в его дыхании, видела следы влаги на его алых губах. Он тоже смотрел на ее губы. Она вдруг очень занервничала. Он наклонился ближе. Киззи замерла, не зная, закрыть ли ей глаза или оставить их открытыми. Ею овладел ужас стать одной из тех девушек в фильмах, которые зажмуриваются и морщат лицо, пока мальчик сидит себе спокойно на месте и ухмыляется.
И спустя несколько мгновений, она была рада, что не закрыла глаза, потому что Джек Хаск не поцеловал ее. Он взял персик из ее руки, поднес к губам и откусил кусочек. Так близко. Аромат, что источал персик пьянил, и у Киззи возникло жгучее желание наклониться и разделить с ним плод, отведать его нектар, отведать нектар на губах Джека Хаска. Она не могла оторвать глаз от его губ. Она слегка подалась вперед. Джек Хаск увидел это, и склонился ниже.
На этот раз все было по‑настоящему, это действительно должно было произойти. Киззи собиралась поцеловать красивого мальчика. Почему тогда она думала о персике, вкус которого должен был остаться на его губах?