Милюков Павел Николаевич
Три попытки (К истории русского лже-конституционализма)
П. H. МИЛЮКОВ
Три попытки
(К истории русского лже-конституционализма)
ОТ АВТОРА.
В печати недавно появились обширные отрывки из записок Д. Н. Шипова, освещающие его роль в трех интереснейших эпизодах истории нашего псевдоконституционализма. Речь идет о трех попытках примирить власть с обществом путем создания министерства с участием общественных деятелей. В этих попытках пришлось и мне сыграть некоторую роль. Воспоминания Д. Н. Шипова пробудили мои собственные, и мне хочется к его свидетельству прибавить мой комментарий. Я думаю, это всего лучше будет сделать попутно, следя за изложением Д. Н. Шипова и сопровождая его моими пояснениями.
Я не хочу предсказывать тот вывод, который должен получиться из этого сопоставления. Д. Н. Шипов и я - мы представляли два разные, порою враждебные, течения общественного мнения. Но мы стояли бесконечно ближе друг к другу, чем к служителям старого самодержавия. Для Витте, особенно для Столыпина Шипов был, разумеется, гораздо более свой человек, чем я: свой по социальной среде, по предыдущей общественной деятельности, по личным связям. Но Шипов, при всех его славянофильско-монархических склонностях, был настоящим представителем русской общественности и, как таковой, был, вместе со мной, "по сю сторону баррикады".
По ту сторону начиналась бюрократия, образовавшая "средостение" между царем и народом. Шипов знал это "средостение" лучше, чем я, его отталкивание от него было органическое, вынесенное из опыта. В этом запас опыта, земского и служебного, он черпал ту твердость и последовательность поведения, которой не могли бы ему дать его политические убеждения.
Наблюдения с двух точек зрения сообщают наблюдаемому предмету рельефность. Игра представителей старой бюрократии с представителями общественности не всегда находит в Шипове достаточно проницательного и скептического наблюдателя. Проверка этих наблюдений с несколько иного наблюдательного пункта может их не только исправить и дополнить, но и дать им их настоящую цену.
( ldn-knigi.narod.ru - В конце книги дополнительно (биографии):
Муромцев Сергей Андреевич; Львов, Николай Николаевич; Гейден, Петр Александрович; Шипов, Дмитрий Николаевич)
{7}
ПЕРВЫЙ ОПЫТ МИНИСТЕРСТВА ДОВЕРИЯ.
Гр. С. Ю. Витте, после издания манифеста 17 октября, попытался составить, впервые в русской истории, кабинет общественных деятелей. Но слово "конституция" было тогда строго запрещено свыше, и гр. Витте пытался найти людей, которые, подобно ему, были бы убежденными противниками конституции и - тем не менее - помогли бы ему привлечь на свою сторону общественное мнение.
Задача была - уже тогда - совершенно непосильная и утопическая. Гр. Витте не знал русской общественности и шел к ней ощупью. И первый опыт так подобрать букет русских общественных деятелей, чтобы удовлетворить одних и обмануть других, - закончился плачевной неудачей. Д. H. Шипов рассказывает с подробностями, публикуемыми впервые, историю этой первой неудачи, объясняющей столько неудач последующих... Мы присутствуем здесь при зарождении русской революции. Прислушаемся к свидетелю, который далек от {8} понимания этого рокового значения эпизода, в котором лично участвует, но рассказывает о нем откровенно и правдиво.
"18 октября 1905 года мною была получена в Москве телеграмма от графа С. Ю. Витте, помеченная 16-м числом, но задержанная при передаче происходившей в то время общей забастовкой, в том числе и служащих в почт.-телеграфном ведомстве. Гр. Витте просил меня приехать немедленно в С. - Петербург. Вечером в тот же день я воспользовался единственным поездом, отправлявшимся из Москвы, и 19 был в С. - Петербурге. По приезде я вместе, с князем П. Н. Трубецким, приехавшим одновременно из Москвы, посетил кн. Алексея Дмитриевича Оболенского, человека, бывшего в то время правою, рукою графа Витте, и от него узнал о намерении графа С. Ю. Витте пригласить меня войти в состав образуемого им кабинета, и о намеченных уже изменениях в положении о выборах в Государственную Думу, высочайше утвержденном 6 августа 1905 года. В час дня я был у графа Витте, у которого застал кн. А. Д. Оболенского".
Гр. Витте предложил Д. И. Шипову занять пост государственного контролера. Ответ Д. Н. Шипова был следующий.
"Нужно, чтобы общество было уверено, {9} что старый строй государственного управления уступил бесповоротно место новому строю, возвещенному 17 октября, а для создания такой уверенности необходимо привлечь в состав правительства представителей различных общественных кругов. Я принадлежал к правому крылу земского съезда в ноябре 1904 года, к его меньшинству. В настоящее время я не вхожу в состав съездов земских и городских деятелей, но не согласен с принятым ими направлением, и потому мое единоличное вступление в кабинет не может иметь значения. Я указывал на необходимость привлечь представителей большинства этих съездов, более левого направления, и говорил, что для создания атмосферы доверия желательно, чтобы общественным деятелям были предоставлены портфели министров: внутренних дел, юстиции, земледелия, народного просвещения, торговли и промышленности.
Граф Витте признавал мои соображения правильными и заметил, что он не боится людей более левого направления, но считает необходимым, чтобы общественные деятели, которые согласятся войти в состав кабинета, обладали сильной волей, серьезным отношением к государственному делу и определенно сознавали необходимость поддержания авторитета государственной власти и порядка {10} в стране в переживаемое переходное время".
Д. Н. Шипов предложил тогда Витте обратиться к бюро земских и городских деятелей, "высказав предположение", что бюро изберет для переговоров с Витте И. И. Петрункевича, С. А. Муромцева и кн. Г. Е. Львова. Он, Шипов, тут же наметил для Муромцева портфель министерства юстиции, а для двух остальных - министерства внутренних дел и земледелия. С своей стороны Витте сообщил Шипову, что имеет в виду предложить Е. Н. Трубецкому - министерство народного просвещения и А. И. Гучкову - торговли и промышленности.
(о Муромцеве, Шипове, Львове - см. дополнение в конце книги ldn-knigi)
Д. Н. Шипов опоздал с своими "предположениями". Получив телеграмму гр. Витте, Ф. А. Головин собрал экстренно бюро съездов, которое послало для переговоров Ф. Ф. Кокошкина и кн. Г. Е. Львова.
Я был в этом утреннем заседании на квартире Ф. А. Головина. И. И. Петрункевича, сколько помнится, не было в Москве: иначе он, конечно, попал бы в депутацию. С. А. Муромцев, пользовавшийся громадным уважением, не принадлежал к ядру политической группы, руководившей тогда земскими съездами. Его политическое настроение не было достаточно известно большинству: да и по личным свойствам он не мог {11} играть инициативную роль. Напротив, молодой Ф. Ф. Кокошкин уже тогда выдавался ясностью политической мысли и твердостью политического поведения. Будучи земцем, он в то же время был и интеллигентом и хорошим знатоком конституционного права. В московском кругу друзей он почти один проявлял задатки настоящего политика. Выбор Кокошкина для беседы с Витте означал, что бюро не хочет идти на компромиссные решения.
"Основные положения, выставленные депутацией, были следующие: единственный выход из переживаемого положения - созыв учредительного собрания для выработки основного закона, причем собрание это должно быть избрано путем всеобщего, равного, прямого и тайного голосования: возвещенные в манифесте свободы должны быть немедленно осуществлены: необходима полная политическая амнистия. Все эти реформы неизбежны и лучше дать их сразу, чем идти к ним болезненным путем через видоизмененную Государств. Думу. - Очевидно, замечает Шипов, что такая постановка вопроса свидетельствовала о полном отсутствии сознания необходимости сохранения и поддержания авторитета государственной власти в переживаемое страной время и исключила для правительства возможность дальнейших {12} переговоров с членами бюро съезда земских и городских деятелей и привлечения его представителей к участию в государственном управлении".
Резкий отзыв Шипова об условиях, поставленных делегацией бюро съездов, показывает, как далек был не только Витте, но и сам Шипов, от приятия политической формулы, которая, в течение поколений, сделалась аксиомой для передовой русской общественности. Указывать на единственный теоретически правильный путь создания конституции для него, как и для Витте, значило подрывать авторитет государственной власти.