В Сенте все городские новости становились известными мгновенно. Естественно, они дошли и до кавалерийского полковника. Он воспринял поведение с-воего подчиненного с присущей ему строгостью, усматривая в происшествии чуть ли не поругание чести знамени полка, и грозил Пьеру Бюффиеру заточением в крепость. Неожиданный интерес к происшествию проявили и кредиторы Мирабо: иные из них предлагали графу новые крупные кредиты (естественно, под высокие проценты) — свадьба, дескать, потребует немалых расходов; другие, руководствуясь труднопостижимой с первого раза логикой, потребовали в вежливой, но настойчивой форме незамедлительного погашения прежних долгов.
Беззаботной, легкой жизни пришел конец. Юный граф де Мирабо оказался в затруднительном положе-, нии. Менее всего он собирался жениться на этой наскучившей ему провинциальной девице; он не был намерен и оплачивать свои долги; последнее исключалось хотя бы потому, что у него в кармане не было ни гроша.
Довольно быстро он нашел, может быть, не лучшее, но единственно спасительное в сложившихся условиях решение: однажды ночью он незаметно ушел из города. Когда утром город пробудился и его просвещенные обитатели вернулись к обсуждению так живо занимавшей общество городской сплетни, новое, еще более поразительное известие всех до крайности взволновало: главный герой необычайного происшествия таинственно исчез.
IV
Между тем исчезнувший из Сента беглец в том же. 1768 году появляется в Париже, в особняке герцога Ниве-рье — старого близкого друга его отца, которого он хорошо знал с детских лет.
Оноре-Габриэль отдавал себе отчет, что самовольное бегство из полка на языке воинских уставов имеет вполне точную квалификацию — дезертирство. Естественно, он не употребил в своей речи это грозно произносимое слово. Не вдаваясь в детали, он просил давнего друга семьи походатайствовать перед маркизом Мирабо о переводе сына в другой гарнизон. Герцог Ниверье оставил Мирабо-младшего у себя и вступил в переписку с его отцом.
«Друг людей» показал, что он не принадлежит к числу чувствительных друзей людского племени. Просьбы сына не произвели на него большого впечатления. В его действиях он усмотрел прямое нарушение воинского долга, хотя более всего его задели частные долги сына, которые волей-неволей ему придется оплачивать. В целом сын был виновен, а вина должна повлечь за собой кару. Маркиз де Мирабо исхлопотал lettre de cachet — тайное распоряжение от имени короля о заключении Мирабо-младшего в крепость на острове Ре.
В восемнадцать лет быть заключенным в крепости как государственный преступник — не много ли это для начала? Но «Друг людей» полагал, что он поступил великодушно; его первоначальным намерением было сослать сына на остров Суматру —. в далекие голландские колонии, откуда никто еще не возвратился.
И вот Оноре де Мирабо — заключенный крепости Ре. Его чувства, вероятно, двойственны и противоречивы. Он испытывает облегчение; он больше ни за что не в ответе — ни за нарушение воинской дисциплины, ни за неоплаченные долги, ни за невыполненное обещание жениться. Он — пленник крепости, окруженной со всех сторон водным пространством; он не распоряжается своей судьбой.
В то же время в нем зарождается и растет чувство протеста и возмущения несправедливостью, жестокостью, произволом, господствующими в мире. Без суда, без гласного разбирательства упрятать человека в крепость оказывается так же просто в этом просвещенном, королевстве, как и в дни Екатерины Медичи. В нем пробуждается сомнение, пока еще только сомнение, в правильности действий, в добрых намерениях отца. «Друг людей»? Такой ли он друг, когда речь идет о собственном сыне?
Вайи д'Олан, губернатор острова Ре, ожидавший увидеть опасного, озлобленного преступника, был крайне удивлен, встретив умного, образованного, приятного в обхождении молодого человека, добродушно посмеивающегося над ролью государственного преступника, неожиданно навязанной ему. Он быстро завоевывает симпатии всесильного губернатора-коменданта крепости, его заместителя де Мальмона, дочери заместителя коменданта. Теперь ему живется легче; ему предоставлена полная свобода передвижения на острове; изредка д'Олан разрешает даже поездки в близлежащий город Ла-Рошель.
Все же старого, многоопытного коменданта крепости несколько смущает необычность ситуации, в которой оказался его юный пленник. Поэтому, когда Мирабо, прослышав, что готовится военная экспедиция на остров Корсика, предлагает участвовать в ней добровольцем, д'Олан охотно поддерживает его предложение. Благодаря хлопотам д'Олана Мирабо зачисляют в лотарингский полк, отправляющийся в Аяччо, и присваивают ему звание лейтенанта.
Вчерашний узник — вновь офицер на службе у короля; он уезжает в полк. Расставание проходит в самой дружеской атмосфере: отчаливающей лодке долго с острова машут платками и дольше всех — мадемуазель де Мальмон, которая будет еще часто вспоминать со слезами на глазах то недолгое счастливое время, когда жизнь на этом малонаселенном острове казалась ей такой яркой и интересной.
А молодой лейтенант Мирабо, принимая участие в военных операциях на Корсике, сумел быстро отличиться. Он был смел, отважен и сообразителен; эти качества принесли ему за сравнительно недолгую войну на Корсике звание капитана драгунов.
В ходе войны против возглавляемых Паоли корсиканцев Мирабо постепенно созрел до понимания, что справедливость и право на стороне корсиканского народа. Но когда он это полностью осознал, война была уже закончена. Могла ли маленькая Корсика, несмотря на мужество ее патриотов, противостоять могущественной Франции?
Позже Мирабо гласно признал, что его участие в войне против корсиканцев было грубой политической ошибкой. Он пытался загладить свою вину перед корсиканским народом тем, что посвятил свое первое литературное произведение Корсике и ее храброму и талантливому народу. Он отдал его на суд своему отцу — самому авторитетному для него литератору. Мирабо-стар-ший не одобрил сочинение своего сына; оно так и осталось при жизни графа Мирабо ненапечатанным.
Война окончена, и капитан драгунов граф де Мирабо получает заслуженный отпуск. Его, естественно, влечет родной Прованс; он всегда скучает по озаренному солнцем, пышному, утопающему в яркой зелени приморскому краю. Но после всего происшедшего он не спешит встретиться со своим знаменитым отцом; еще не все улеглось. Его терзают сомнения: заслуженно ли он носит славное имя «Друга людей»? Он останавливается в доме своего дяди — младшего брата отца байи Мира-бо, бывшего морского офицера, участника войны в Канаде, бывшего губернатора Гваделупы, кавалера Мальтийского ордена, огромного и красивого, как все Мирабо, старого холостяка, доживающего свой век бирюком в старинном фамильном замке.
Жан-Антуан-Жозеф Рикетти де Мирабо со своими псами, такими же огромными, как он сам, чувствует себя превосходно в этом неприступном замке.
В сущности, это не замок, а старая крепость с шестью угловыми округлыми башнями, с бойницами, амбразурами, с бездействующим, за ненадобностью, подъемным мостом. Замок выложен из непробиваемого камня, потемневшего от времени и дождей. Сколько лет стоит он? Сто, двести, триста, четыреста — этого никто точно не знает; огромные камни, сохранившиеся в парке, поросли седым мохом. Оноре испытывает удовольствие путешественника-первооткрывателя, каждый день обнаруживая в замке загадочные подземные переходы, неизвестные ранее потайные ходы, лабиринты. Он открывает заржавленные двери с трудом и не покидающим его опасением: может быть, сейчас он наткнется на замурованные в стене останки семи жен Синей Бороды. Оноре чувствует себя гордым. Замок Мирабо — это крепость его предков, это их фамильное гнездо, и он принадлежит к этому славному роду, одному из самых старинных во Франции.
Вечером в огромном зале, служившем столовой, дядя и племянник подолгу беседовали. Они мало знали друг друга. Жан-Антуан от своего старшего брата слышал самые нелестные суждения о сыне. Теперь с изумлением и возрастающим интересом каждый вечер он убеждался в том, что его прославленный брат решительно ничего не понял в своем старшем сыне. Этот «морской волк», как сначала пренебрежительно именовал младшего брата Виктор де Мирабо, был не только бывалым, но и весьма неглупым человеком. Он быстро разобрался в своем собеседнике, оценил его острый ум, живую, выразительную речь, меткость ответов на вопросы, его динамический темперамент. В письмах к старшему брату Жан-Антуан без обиняков объявил, что тот глубоко заблуждается в характеристике своего сына. После нескольких бесед с племянником он писал старшему брату: «Если он не будет хуже Нерона, он будет лучше, чем Марк Аврелий, так как я еще никогда не встречал такой сильный ум… Или это будет величайший обманщик вселенной или самый великий деятель Европы, способный стать римским папой, министром, генералом на суше или на море, канцлером или замечательным сельским хозяином» .