Синько еще раз провел своими светофорчиками по кубикам и, кажется, остался доволен проектом города. Особенно понравилось ему, что зелень буйно росла на балконах, поднималась по стенам домов, свисала гирляндами с телеграфных проводов. «Хорошо!» — сказал Синько. Потом взглянул на один из центральных бульваров и нахмурился:
— Нет, тут не так. — Он, кряхтя, присел на корточки и поправил кубики. — Не надо милицейских будок. Люди у нас будут ходить на работу лесными стежками, машины помчатся по сосновым просекам, а регулировщиков мы посадим знаешь куда? В дупла дубов! О! И пусть оттуда регулируют движение автобусов, диких козуль, школьников, белок и лесных трамваев. Точно?
Синько посмотрел на Женю взглядом, не признававшим никаких возражений.
— Принято единогласно! — Женя, смеясь, подняла вверх обе руки. Задумалась — и вмиг ее веселое настроение омрачилось тревогой. — Послушай, — серьезно обратилась она к Синьку. — А где твое бугало? Ты тогда так испугался…
— Еще бы не испугаться! Было отчего. Вбежал я во двор, а от Кадухиного дома — только пыль столбом. И сверху на нем бульдозер топчется. А я-то свой огонек в стене спрятал. Днем с огнем не найти. А бульдозер нашел и зацепил ковшом мое бугальце. И только зацепил, как у меня косточка — хрусть! — и выскочила из пятки, и теперь я вечно буду хромать, вот!
Синько задрал ногу и показал Жене маленькое красное копытце, отполированное до блеска. (Женя удивленно поморщила нос — где там и какая косточка выпала, ничего не было видно.) А Синько прошелся перед ней, демонстрируя, как он прихрамывает на правую ногу. Хромал и постанывал, но только трудно было сказать, на самом ли деле выпала у него косточка или это он, хитрец, дурачит девочку.
Во всяком случае, Женя пожалела его, погладила теплую мохнатую спинку.
Синько зажмурился и забормотал, как старичок. Сказал, что теперь-то уж он знает, куда прятать свое бугальце. В старых домах — ни в коем случае! Старое — ненадежно. Синько стал умнее: что на Лукьяновке будет стоять вечно, лет сто, а то и двести? То, что новое и капитальное. Вот он и нашел поблизости небоскреб (целых 24 этажа), совсем новенький, только что построенный, и так запрятал там свое бугальце, что теперь никто, никогда, ни за какие деньги…
А потом они дружно взялись за кубики, потому что много еще проблем в их городе нужно было разрешить: как приставить к тучам ковши, чтоб по этим ковшам сбегала дождевая вода, скапливалась в подземных озерцах-резервуарах, а потом била повсюду фонтанчиками — во дворах, на улицах, на клумбах; какую нужно построить оранжерею, чтобы в ней росли и грибы (для Синька!) и подснежники (для Жени), а в школе чтоб прямо от окон начинался бассейн и на переменах проводились бы соревнования ватерполистов и пловцов…
Увлеченные работой, они целый час строили свой гибридный город, в который должны были переселиться Пуща-Водица, Манькивка, Днепр, высотные дома, деревья с милиционерами-регулировщиками в дуплах и пруд, на котором будут вестись морские баталии. Вместе ползали по паркету, коротко и деловито переговаривались и каждый по-своему переставлял кубики.
Солнце ласково пригревало им спины через стекло, воробьи постукивали клювами по жестяному карнизу за окном.
А на тумбочке под зеркалом лежал развернутый авиабилет, как свидетельство того, что начинается школьное лето и что жизнь, по выражению одного великого географа, прекрасна еще и потому, что можно путешествовать.
1974
