Господи! Она еще и поучает его…
— Придется полюбить… ради знакомства, — ответил Горячев.
— Я ведь серьезно.
— Так и я не шучу.
Маришка произнесла, склонив голову набок:
— На будущее: остерегайтесь говорить странные мысли. А то я их записываю.
— Дайте поглядеть, — протянул руку Горячев.
— Нет, — она спрятала блокнот за спину.
Да ведь они в открытую флиртуют при нем! И Аркадий сказал с едва сдерживаемым раздражением:
— Мариш, поменяйся с Афанасием местами, а то через тебя нам неудобно разговаривать.
— Пожалуйста, — она пожала плечами и пересела на освободившийся край скамейки.
Стало теснее, потому что Горячев сидел теперь в середине и не прямо, а вполоборота к Аркадию. Маришка же оказалась как бы на отшибе.
Аркадий продолжал засыпать Горячева вопросами:
— А Толя давно в бригаде?
— Третий год. Так же как я, после армии. Но он у нас последнюю путину.
— Почему?
— Как поженятся с Юзей, так и завербуются на БАМ.
— Всего двое из бригады? — снова подала голос Маришка.
— Хватит, — ответил Горячев. — Должен же кто-то и рыбку ловить, кормить строителей.
— Редкое у нее имя, нерусское. Она что, полька? — спросил Аркадий.
— Мать будто полька. А отец русский, чалдон.
— Симпатичная она очень.
— Это уж как найдет на нее.
— Но вас-то она слушается?
— Как бригадира не послушаешься? Должность такая.
— Остались двое, о которых мы с Мариной ничего не знаем, — Миша и тот… Олег Борисович.
— Миша первый год у нас. Покуда в учениках ходит.
— Ну и как, получится из него рыбак?
— А куда ему деваться?
— Ну с Мишей ясно. А вот…
Аркадий не договорил фразы. Маришка вдруг поднялась со скамейки и, не спуская с чего-то взгляда, двинулась между деревьями. Опять какой-нибудь камешек. Прямо как ребенок.
Горячев также проводил ее своими узкими голубыми глазами.
— А вот об Олеге Борисовиче, — наконец продолжил Аркадий, — мы не знаем что и думать.
— Людей не хватает, — вздохнул Горячев. — А то бы давно отправили на принудительное лечение. Может, этой осенью и пошлем.
— А кем он был раньше?
— Все об этом спрашивают. Последние десять лет в ресторане на вокзале работал. Старшим официантом. Там и спился.
— А сюда как попал?
— Как все — по объявлению.
— Но впечатление он производит человека образованного, начитанного…
— Что верно, то верно. Книг про любовь он прочел столько, что иному и не снилось.
— Только про любовь?
— А в других книгах, говорит, одна тягомотина. Чего их читать?
— А кем он был до того, как стал официантом?
— Разное говорят. Но лучше вы уж спросите у него самого. Вон он подышать свежим воздухом вышел… Сейчас позову его… Борисыч!
Тот вздрогнул и обернулся.
— Подымись-ка на минутку!
Бывший официант покачнулся и нетвердыми шагами двинулся к валунам.
— Начали с вас и не заметили, как перешли на других, — сказал Аркадий. — Придется еще разок вернуться.
— Опять, что ли, будете спрашивать о родных? — усмехнулся Горячев.
— Ну что вы! Так, немножко пройдемся по биографии.
— Это можно…
Олег Борисович еще был под хмельком. Аркадий и Горячев втащили его на пригорок, усадили на скамейку.
— Да, да, я расскажу вам свою жизнь, — обрадовался он, узнав, что им также заинтересовался приезжий журналист, — и вы напишете обо мне книгу.
Аркадий и Горячев переглянулись.
— Я покажу вам фотографии, — продолжал Олег Борисович, — на которых я снят в разное время, начиная с тридцатых годов…
У него неожиданно зачесались ладони, и он ожесточенно поскреб их ногтями.
— Я долго скрывал свое социальное происхождение. Теперь оно уже никого не пугает. Даже начальников отдела кадров. Мой отец был колчаковский офицер. Прапорщик!
— Простите… Мариш, иди послушай! — крикнул Аркадий жене, собиравшей цветы: разговор обещал быть интересным. — Быстрей!
— Сейчас! — ответила она, все так же не спеша переходя с одного места на другое.
— Ее не дождешься, — сказал Аркадий.
Ему показалось, что в голубых глазах Горячева вспыхнула и тут же погасла какая-то затаенная мысль.
— Он никого не вешал, не убивал, — продолжал исповедоваться Олег Борисович. — Он был тихий человек. Интендант. По маминым рассказам, он даже красть не умел. Да и потом не научился. Еще до войны он стал главным бухгалтером рыбокомбината. Его помнят многие…
— Давеча Алексей Дмитриевич вспоминал его, — сказал Горячев. — Говорил: ни за что не подумаешь, что у Колчака служил.