Скорее бы пришел катер…
А поблизости, как кот вокруг горячей каши, бродил Миша. Возможно, ему поручили приглядывать за поверженным мужем. Мало ли что тому придет в голову. Вдруг возьмет да утопится. Здесь уже в десяти метрах начинается такая глубина, что ни один из спасателей не найдет его бренного тела…
И все-таки Миша не выдержал, подошел.
Постояв молча некоторое время, нерешительно спросил:
— Подогреть?
— Что? — не понял Аркадий.
— Подогреть жареху?
— Зачем?
— Жир весь застыл.
— Пусть.
— А то могу новую принести?
— Не надо, спасибо…
Сейчас Миша — сама услужливость, сама предупредительность. Он явно старается хоть чем-то загладить свою вину. Похоже, что ему сделали внушение за длинный язык. Ну а с другой стороны, в чем его прегрешение? Кто знал, что за дверью обманутый муж?
Но вот Миша исчез, и его место заняла инспекторша. Она приблизилась к Аркадию и сказала:
— Я бы на вашем месте это так не оставила.
— О чем вы?
— Об аморальном поведении Горячева. У самого жена, двое детей, а он черт те что вытворяет!
Быстро же она сориентировалась в этой катавасии.
— Что бы вы сделали?
— Написала бы заявление.
— Кому?
— Директору рыбокомбината, разумеется! Одну копию отослала бы в райком, а другую — на всякий случай — оставила бы себе…
— Простите, но я писать не буду.
— Это почему?
— Жалко бумаги. Уж лучше ее использовать для другой цели. И то чище будет!
Она молча уставилась на него. Когда же наконец смысл сказанного дошел до нее, ее лицо залилось краской.
— А вот вы какой, оказывается!
Что ж, с этой минуты — он уверен — она будет считать, что так ему и надо.
— Теперь понимаете, каково ей было со мной?
— Да, не позавидуешь…
А потом появился Николай Иванович. Он присел на один из валунов — не близко, но и не далеко от Аркадия. Видимо, хотел создать впечатление, будто единственная цель у него посидеть на бережку.
Но уже через несколько минут, встретившись с Аркадием взглядами, пересел поближе.
— Не помешаю?
— Ну что вы!
После долгого молчания Николай Иванович произнес, покачав головой:
— Н-да!
Аркадий вопросительно посмотрел на него.
— Слышишь, — вдруг сказал тот. — Не придавай веры, что они там наболтали. От нечего делать чего угодно наговорят. Особенно Юзя. Да и мальчишка этот — Михаил.
— Возможно, — пожал плечами Аркадий.
— Скажу тебе, Афоня и знать не знает, что его к твоей жене присватали. Ему это без надобности. У него жена, двое детей…
— Мне сказали…
Одно непонятно, зачем Николай Иванович затеял этот разговор… То ли Аркадия пожалел, то ли бригадира выгораживал, чтобы все шито-крыто было? Да и что, какие слова можно противопоставить откровенному признанию Маришки?
Наконец! Вдали тоненьким лучом сверкнуло на солнце стекло рубки…
Маришка спустилась со своего пригорка, когда катер уже готов был отойти. Ее худенькое плечо оттягивал бинокль. По-видимому, до последнего момента не расставалась с ним — ждала Горячева. А тот явно не спешил возвращаться: давал им возможность спокойно уехать.
Спохватилась она, что увозит чужую вещь, когда полукилометровая полоса воды уже отделяла катер от берега.
— Отдашь капитану. Он вернет его в следующий рейс, — сказал ей Аркадий…
До вечера они просидели молча на соседних скамейках, погруженные каждый в свои мысли…
А ночью снова поднялся шторм. Маришке было очень плохо. Аркадий то и дело помогал ей подниматься по трапу, подводил к борту. На какое-то время становилось легче. Но потом она снова не находила себе места. Однажды, когда катер резко крутануло вбок, их обоих чуть не выбросило за борт. Аркадий с трудом удержался и удержал ее…
Они легли только под утро, когда волнение спало. Все в кубрике было забито людьми, и потому они оба устроились на одном узком деревянном топчане. Маришка уснула сразу. Она лежала на боку, сжав по-детски кулачки у подбородка, вздрагивала во сне. Вдруг откуда-то в их сторону повеяло холодом. Аркадий тихо поднялся и осторожно прикрыл жену своим пиджаком…
Через два часа они были в городе…
«Дорогие папа и мама!
Разве можно так — сразу да в барабаны? Получив вашу паническую телеграмму, главный тут же вызвал меня на ковер и за пренебрежение сыновним долгом всыпал по первое число! Между тем у нас все в порядке, оба живы-здоровы, чего и вам, как говорится, желаем. Не писал же я потому, что на меня навалилось столько дел — домашних и служебных, что некогда даже чихнуть! Посудите сами. Как только вернулся из командировки, засел за работу. Три дня и три ночи корпел над очерком об одном передовом бригадире рыбаков. Но тем не менее материал редактору понравился. Будет напечатан в воскресном номере. А вот у моей дражайшей половины дела похуже. С моей попыткой приобщить ее к журналистике ничего не получилось. Нет у нее ни бойкости, ни упорства, без которых невозможно изо дня в день вырабатывать газетные строки. После долгих раздумий и обсуждений мы решили, что все-таки ей лучше вернуться в школу. Быть педагогом, как сказал Песталоцци или еще кто-то, тоже неплохо.