Крутов не ошибся. К восьми утра район радиусом в двадцать пять километров был блокирован. Получив об этом донесение, Каримов облегчённо вздохнул. Теперь он мог заняться логическим анализом. Итак, нарушитель избрал для проникновения в Советский Союз сложный и рискованный путь — на лодке, спущенной в нейтральных водах. Проще попасть в СССР под видом обычного туриста, но нарушитель предпочёл опасный путь безопасному. Для этого должна быть важная причина. Какая? Очевидно, нарушитель имел задание, невыполнимое для туриста. Например? Турист не может остаться нелегально в Советском Союзе: стоит ему отбиться от своей группы, его исчезновение неминуемо обнаружится в конце первого же дня. Турист не может проникнуть легально в пограничную зону, в район секретного строительства… Каримов вынул из кармана блокнот и записал: «Нарушитель не предполагает задерживаться в Советском Союзе. Затопленная лодка с действующим мотором, спрятанный акваланг свидетельствуют о том, что нарушитель должен вернуться к лодке. Следовательно: не снимать засаду в пещере, следить за появлением судов в нейтральных водах. Единственный объект в районе, представляющий интерес для вражеской разведки, — Семёрка. Возможно: а) съёмка объекта, б) проникновение на объект с целью диверсии, в) встреча с резидентом. Взять под особое наблюдение посёлок Радуга».
Поставив точку, Каримов прочёл записанное и вызвал к телефону начальника заставы.
— Взять под усиленную охрану Семёрку и Радугу, Засаду на берегу тщательно замаскировать.
Едва он повесил трубку, как явился из Комитета государственной безопасности капитан Миров.
Каримов уже встречался с этим «штатским» капитаном. Чекист нравился ему умением быстро схватывать суть самой сложной ситуации.
Миров вошёл стремительно, снял фуражку, смахнул со лба пот и заговорил, окая по-волжски:
— С хорошей погодой, Каримыч. Докладывай: где, что и когда?
Выслушав Каримова, капитан одобрил действия пограничников.
— Считай, что одной ногой волк в капкане, — сказал он.
— Точно, — подтвердил Каримов. — Теперь не уйдёт.
— Не хвались. Волки разные бывают, иной себе лапу отгрызёт, а убежит!
— На трёх далеко не ускачет. Сдохнет по дороге!
— А вот этого допустить нельзя. Нам этот волк дохлым не нужен, а нужен он нам живёхонький и целёхонький.
— А если окажет вооружённое сопротивление?
— А это уж ваша забота, чтобы не было у него такой возможности. Брать только живым, только живым!
Каримов знал, когда даётся такой приказ, знал он и другое, что вопросов задавать не следует. Всё, что надо, капитан скажет сам. И верно, кашлянув в кулак, Миров сказал буднично:
— А мы тоже не сидели, дома дожидаясь. Кое-что знаем. Это, брат, гость не простой, а дорогой, долгожданный! Товарищи в одной демократической стране большое спасибо нам скажут, когда посадим этого зверя на цепь. Но живым он не дастся, а мёртвому ему — полцены. Отсюда задача: ухитриться взять его здоровеньким, без криков, без выстрелов… Обеспечишь?
— Так точно. Всё ясно.
— Тогда — желаю успеха.
Он поднялся со стула, высокий, сутулый, не козырнув, протянул Каримову руку:
— Звони по ходу событий…
Время в лесу тянулось, как нудная песня, — без начала и без конца. После бессонной ночи хотелось спать, но злобный комариный писк, гудение ос не давали ему уснуть. Голода он не чувствовал, плитка специального питательного шоколада отбивала аппетит на много часов, но после полудня начала мучить жажда.
Он сорвал сочный осиновый лист, пожевал и выплюнул. Лист был горьковатый, терпкий. Жажда стала сильнее. Зубов вспомнил об овраге, где струился холодный прозрачный ручей.
Зубов знал, что в его положении риск недопустим, но в данном случае, решил он, риска никакого нет: ходу до источника минут двадцать, грибы в полдень никто не собирает, ягод тут нет, значит, встреча с местными людьми ему не грозит, а чужим в лесу в пограничной зоне делать нечего.
Переложив на всякий случай бесшумный пистолет из кармана брюк в куртку, он осторожно двинулся к оврагу. К источнику можно было идти по извилистой узенькой тропке, но, желая сократить путь, Зубов пошёл лесом, по прямой. Он ступал осторожно, мягкий податливый мох делал его шаги неслышными. Зубов не замечал сейчас ни синих колокольчиков, ни россыпи бело-золотых ромашек, ни алых зарослей иван-чая. Он не слышал весёлого пересвиста лесных птиц, испуганного фырчанья рыжих белок. Птицы, цветы, звери не грозили ему опасностью, и, значит, в эти минуты они для него не существовали. Видеть, чувствовать сейчас он мог только то, что таило для него угрозу. Слух и зрение его обрели в эти минуты особую остроту. Он вдруг ощутил необъяснимое беспокойство, то самое беспокойство, которое заставляет горных змей уползать в долины накануне землетрясения. Чем ближе он подходил к оврагу, тем осторожнее были его шаги, тем напряжённее становился слух. И хотя он по-прежнему не слышал щебета птиц, шороха листьев, жужжания насекомых, слух его мгновенно уловил человеческие голоса где-то там, у источника, до которого оставалось не более двухсот метров. Почудилось? Он бросился за дерево и замер, прислушиваясь. Голоса стали отчётливее, было ясно: в овраге, у источника, люди. Дальше идти нельзя.
Он повернул назад, вздрагивая даже от шороха собственных шагов. Но жажда не оставляла его. На ходу Зубов шарил глазами по кустам — может, попадётся необобранная смородина или ежевика, но, кроме волчьих ягод, ничего не было. Он вспомнил, — на косогоре есть малинник, ходу до него километра полтора-два…
К малиннику вели две узкие лесные тропки, потом они сливались в одну широкую тропу. Пройдя немного, Зубов сошёл с тропинки и стал пробираться к малиннику, крадучись, прячась за толстыми стволами деревьев. Он уже видел вершину косогора, но лес внезапно оборвался и вместо густых и частых деревьев перед Зубовым раскинулась зелёная опушка, редко поросшая мелким кустарником. Приблизиться незаметно к малиннику было невозможно.
Он в нерешительности остановился и вдруг услышал издалека собачий лай. Зубов упал на землю и пополз за ближайшую сосну. Обессилев от страха, он лежал, распластавшись на земле, и слышал, как бухает его сердце. Собака для него была страшнее людей. Скрыться в лесу от собаки невозможно.
Боясь подняться, Зубов ещё долго полз, прячась за деревьями и кустами. Он встал, когда косогор уже скрылся из виду. Приходилось вновь возвращаться в чащобу, там он чувствовал себя в безопасности. От страха он забыл об изнуряющей жажде. Казалось, что теперь он может обойтись без воды.
Выйдя на тропинку, он обернулся, взглянул на косогор, и в тот же миг из малинника высоко вверх взвилась зелёная ракета. Зубов снова бросился на землю…
К своему логову он добрался обессиленный. Почти всё время он полз, не решаясь подняться: лес с косогора мог просматриваться в полевой бинокль. А главное, ракета. Ясно, что это сигнал либо на заставу, либо соседней тревожной группе.
Он сделал усилие над собой, — надо успокоиться, продумать, как быть дальше. Главное — сохранить хладнокровие. На косогоре, в малиннике — наряд или тревожная группа пограничников. С собакой! Значит ли это, что пограничники его обнаружили и теперь преследуют? А может быть, преследуют не его. Для такого вывода есть достаточно оснований. Если погоня за ним, то почему собака привела их к косогору, к которому он и близко не подходил? Значит, его след собака не взяла? Но тогда почему пограничники дают ракету, не боясь обнаружить себя? Значит, они всё-таки кого-то преследуют, чей-то след собака взяла. Чей-то, но не его. Очень похоже, что всё это просто стечение обстоятельств: собака и пограничники на косогоре не имеют к нему никакого отношения. В конце концов это могут быть просто учебные занятия. Чего же он так испугался? Хорошо, что его не видят сейчас ни Гессельринг, ни Гоффер! Через час он пойдёт в Радугу, встретится с Жаком, и всё будет в порядке.
10. Всё идёт по плану