Однажды «Старый Чарли» остановил меня на улице:
— Познакомьтесь с русским парнем.
Подле редактора стоял смуглолицый молодой человек с беспокойными черными глазами; бледнорозовый шрам, тянувшийся от глаза к уголку рта, придавал его лицу выражение суровой решимости.
— Джордж Корабельников, — быстро проговорил он.
Юноша родился в городе Ситка, где до нынешнего времени живут сотни русских. Отец его работает клерком в порту Джюно. Джорджу удалось получить инженерное образование, но служит он рядовым смотрителем на прииске: работы по специальности для него не нашлось. С детства ему запомнились лишь четыре русских слова: «хорошо», «да», «нет» и, почему- то, — «лепешка»…
— Ваша мать тоже русская? — спросил я.
— Да! — отрывисто бросил Джордж, и лицо его потемнело. — Гуд-бай!
Он быстро удалился. Редактор укоризненно покачал головой:
— Вы, мой дорогой, допустили бестактность, хотя и невольно. Ведь он полукровка, метис. Наполовину краснокожий! Мы не принимаем его в свою среду. Мать Джорджа — индеанка. Самая настоящая сивашка! Парень, понятно, скрывает. Вы затронули его самое больное место.
Джордж Корабельников стыдился родной матери! Она мешала ему войти в общество «порядочных людей».
Невыразимо скучна, сера и однообразна жизнь американской провинции. На улицах Фербэнкса царила сонная тишина. Редко пробежит автомобиль, проедет велосипедист. Только вечером под воскресенье на «Бродвее» появляются лихие потомки аляскинских пионеров в широкополых «ковбойских» шляпах; приезжают золотоискатели с приисков. Наполняются кабаки и грязные бары. Пьяные выкрики разбушевавшихся гостей и неистовые визги проституток будят ночной город. Целый квартал застроен публичными домами. Их населяют жалкие существа, выброшенные из портовых притонов Сан-Франциско и Сиэттля.
Развлечения, досуги?.. Мы как-то заглянули в местную платную библиотеку и застали там единственного посетителя, подростка лет пятнадцати; у библиотеки всего восемьдесят абонентов. «Мы предпочитаем детективные журналы…» — вспомнил я врача. Можно провести пару часов в единственном кинотеатре, где показывают опять-таки детективные фильмы с неумолкающей перестрелкой и слезливые мелодрамы самого низкого пошиба.
Приисковые специалисты, чиновники, торговцы, клерки два раза в неделю развлекались, как умели, в дансинге с громким названием «Международный ночной клуб». В центре длинного тускло освещенного сарая усердно отплясывали местные обыватели со своими дамами. Потанцовав, они забирались в стойла, разделенные деревянными переборками, и, насасываясь пивом, горланили песни под аккомпанемент ансамбля, напоминающего местечковые оркестры дореволюционной России: скрипка, кларнет, флейта и барабан. Хозяева клуба — два пожилых серба — назвали свое заведение «международным» потому, что в районе Фербэнкса живут люди почти тридцати национальностей.
Скука! Однажды в полдень меня окликнул на улице женский голос. Из таверны вышли две молодых особы: жена торгового агента фирмы «Катерпиллер» и ее приятельница, супруга бухгалтера.
Слой пудры плохо скрывал неестественный румянец на их лицах. Бухгалтерская миссис корчила гримаски, жестикулировала и громко хохотала. Прохожие замедляли шаг и с любопытством прислушивались к ее возбужденному голосу. Подруга шепнула ей несколько слов.
— Оставь меня, Дженни! — выкрикнула та, отстраняя приятельницу. — Мы не д-дети! Делаю, что мне нравится…
— Тише, Энн, прошу!..
— Подумаешь, преступление! Ну, вып-пили… Пять ма-а- аленьких бут-тылок пива…
Когда Энн угомонилась, «миссис Катерпиллер» заговорила торопливо и смущенно:
— Не осуждайте ближнего своего… Если бы вы знали, какая тоска! Муж целый день торчит в конторе. А придет, и снова завертится старая пластинка… Вчера — Катерпиллер, сегодня — Катерпиллер, завтра — Катерпиллер. Каждый день одно и то же!.. Куда девать себя? Чем заполнить день? Пройдет несколько лет, и мы будем старухи… Не думайте, пожалуйста, что мы пьем что-нибудь крепкое. Обыкновенное пиво! А, знаете, легче становится… Как все это, впрочем, глупо!..
XVI
Город ожидал прибытия советского воздушного корабля. «Пейпер» подогревал воодушевление горожан: «Именно наш Фербэнкс, а не какой-либо иной пункт избран для посадки русского воздушного гиганта». Радиостанции американского Севера подготовились к наблюдению за сигналами РЕЛЕЛ — передатчика Леваневского.
Фербэнксская радиостанция, единственная в то время на весь огромный район, принадлежала корпусу связи американской армии. В шесть часов вечера сержант Глазгоу, начальник станции, вешал на дверь замок, и до восьми утра город был отрезан от внешнего мира. На время перелета сержант предоставил в наше распоряжение свой кабинет. Кстати сказать, никто в городе, и даже подчиненные Глазгоу солдаты-радисты, не называли его сержантом; весь персонал станции, во главе с начальником, носил гражданскую одежду.