Кроме малютки «Мурманца», к полярникам стремились еще три корабля. «Таймыр» и «Мурман» вышли в рейс несколькими днями раньше «Ермака», а путь их был значительно короче. Втайне мы опасались, что окажемся «за флагом», но об этом не принято было говорить.
Впервые мне пришлось плыть на корабле под командованием славного капитана «Сибирякова» и «Челюскина». Внешне со времени нашего путешествия из бухты Провидения в Москву Воронин почти не изменился, но казался еще строже и серьезнее. Дружно и слаженно работала команда ледокола — Владимир Иванович требователен и справедлив; бездельники и болтуны у него на корабле не задерживались, но перед старательным, добросовестным моряком открывались широкие возможности роста. Капитана уважали и слушались беспрекословно: «Хозяин!».
Русских людей, издавна населяющих северное побережье нашей страны, называют поморами. Вся жизнь их связана с морем. Моряками были их отцы, деды, прадеды; еще в шестнадцатом столетии эти смельчаки на утлых суденышках забирались далеко на север Белого моря — добывать морского зверя. В семье поморов Ворониных — шесть братьев, шесть мореходов, и самый знаменитый из них — Владимир Иванович. Он вырос на Севере, в местах, откуда вышел гениальный Ломоносов. Воронин с ранних лет сроднился с северными морями, с суровыми полярными областями. Год за годом он прокладывал новые пути в вековых льдах. В семье советских полярников Владимир Иванович заслуженно пользуется большим уважением. На карте Карского моря черной точечкой отмечен остров, носящий его имя. Этот небольшой кусочек суши открыт в 1930 году экспедицией на ледокольном пароходе «Георгий Седов».
В советской Арктике нет, кажется, места, где бы не прошел Владимир Иванович. Он был одним из организаторов карских экспедиций в устье Енисея за сибирским лесом; участвовал в поисках итальянских дирижаблистов; провел ледокольный пароход «Сибиряков» за шестьдесят пять дней по всей трассе Северного морского пути с запада на восток, а через год повторил этот поход на «Челюскине».
Почти сорок лет прошло с тех пор, как Воронин десятилетним мальчиком, «зуйком», на рыбацком боте вышел в первое плавание — учиться мореходному искусству и промыслу. И все это время он не переставал совершенствоваться сам и воспитывать новое поколение советских полярных мореплавателей; многих учеников Владимира Ивановича мне приходилось видеть в капитанских рубках арктических кораблей, на штурманской вахте.
Вот он расхаживает крупным и ровным шагом по мостику, слегка приподняв плечи, высокий, кряжистый, с пышными светлоореховыми усами; когда он пристально вглядывается в синеющую даль, в уголках глаз появляются сеточки морщин. Всем видна его страстная привязанность к морю, к арктическим просторам, к родному Северу. «Тут и доживать буду», — говорит он, и взгляд его теплеет…
«Ермак» проскочил мимо шведского острова Готланд, вышел проливами в Северное море и двенадцатимильным ходом устремился на северо-запад. Слева остались Шетландские и Фаррерские острова. Все реже встречались суда. Похолодало.
— Завтра увидим льды, — сказал Воронин.
«Ермак» шел в Гренландском море. Корреспонденты не покидали радиорубки, жадно ловя в эфире каждое слово со льдины: у семидесятой параллели, восточнее Гренландии, происходили волнующие события. «Таймыр» и «Мурман» вошли в ледяной массив и упорно пробивались к дрейфующей станции. Льды вокруг нее сплотились.
УПОЛ деловито посылала сигнал за сигналом: «Заметили на горизонте силуэты парохода. Ясно различаем мачты и трубы. «Таймыр» это или «Мурман»? Зажигаем костер. Следите…»
Минут через десять застучал радист «Таймыра»: «Видим дым… Надеемся скоро выйти на чистую воду. Пришвартуемся к кромке льда. Далеко ли она от станции?»
УПОЛ ответила: «Немногим больше мили… Следите — зажигаем факел…»
Быстро бежали часы последней вахты четверки. «Ермак» шел в битом льду, не убавляя хода. Каждые четыре часа расстояние до станции «Северный полюс» сокращалось на полсотни миль. Но и льдина не стояла на месте, за сутки она спустилась к югу на семь миль. Казалось, до нее совсем близко…
«Хорошо видим ваш огонь», — передали с «Таймыра».
«А мы — ваши прожекторы», — ответила УПОЛ.
В Москве уже давно отзвучали двенадцать звонких ударов кремлевских курантов, когда УПОЛ и радист «Таймыра» обменялись пожеланиями спокойной ночи… Но будет ли спокойной эта последняя ночь для полярников на пловучем островке?.. Нет, им не спится. Уже дважды они разводили огромный костер, и к небу взвивались языки пламени.