Как всегда, ровно в шесть утра в эфире появилась УПОЛ, вызывающая остров Рудольфа. Федоров сообщал координаты станции, очередную сводку погоды. Полярники позавтракали. День начался столь же буднично, как и предыдущие двести семьдесят три. Но этот день — девятнадцатого февраля — завершал девятимесячный дрейф.
«Давайте огни, факелы, мы подходим… Больше огней», — требовали «Таймыр» и «Мурман». Это было в полдень. Прошел еще час. «Видим ясно вашу станцию. Подошли к кромке льда. Наши люди отправляются к вам. Привет четверке!», — весело стучали радисты кораблей.
Мы не могли сдержать нетерпения, так хотелось присоединиться к ликующим морякам «Таймыра» и «Мурмана», которые уже двигались по сплоченным льдам к поселку полярников. Радиостанции кораблей умолкли. А нам оставалось пройти еще только сотню миль…
Звонок созвал нас к обеду. На пороге кают-компании показался Шмидт.
— Я рад передать вам прекрасные вести, — сказал он. — Дрейфующая экспедиция «Северный полюс» успешно выполнила задание партии и правительства.
Дрейф закончен. Только что полярники отправили рапорт на имя товарища Сталина и передали в эфир последнюю радиограмму: «Всем, всем, всем…» В эти минуты наши товарищи находятся на борту «Таймыра» и «Мурмана». Мы идем на соединение с ними…
Ночная темь спустилась над Гренландским морем. Сыплет мелкий снег. «Ермак» подминает белые поля; льдины переворачиваются, глухо плюхаются и скрежещут у бортов. Ослепляющий сноп мощного прожектора пробивает снежную пелену. Из радиорубки доносится дробный стук: «3-а-ж-г-л-и п-р-о-ж-е-к-т-о-р. Д-а-й-т-е с-в-о-и о-г-н-и».
Теперь ждать недолго: еще полчаса-час, и мы увидим четверку полярников. Впервые за долгие месяцы они разлучены. Горячий спор между командами «Таймыра» и «Мурмана» — на каком корабле пойдут полярники — разрешила жеребьевка; одной «достались» Папанин и Кренкель, другой — Ширшов и Федоров.
— Огонь на горизонте! — раздается голос вахтенного.
Судовой прожектор! А вот и второй — немного левее и, как будто, ближе к нам. Прожекторист «Ермака» трижды мигает, встречные корабли отвечают условным сигналом.
Озаренные светом нашего прожектора, «Таймыр» и «Мурман» медленно и осторожно подходят к «Ермаку», сближаются бортами. Я вижу возбужденные лица, слышу радостные возгласы, приветствия, рукоплескания. С «Мурмана» перекинули сходни. На них нацелились «юпитеры» кинооператоров. Опережая всех, по сходням бежит Виктор Темин, торопясь занять удобную «точку» для съемки. Вот и полярники — в черных двубортных шинелях с золочеными якорями пуговиц, в форменных фуражках с морской кокардой. Парикмахер и горячая ванна преобразили недавних жителей дрейфующей льдины.
«Таймыр» и «Мурман» дают прощальные гудки и исчезают во мраке ночи; их путь лежит к северу Кольского полуострова, на Мурманск. «Ермак» разворачивается и идет в обратный рейс — к Ленинграду.
«Нашего полку прибыло»: вместе с четверкой на борт «Ермака» перешли несколько московских журналистов. Я веду Курганова, моего товарища по «Правде», в крошечную каюту боцмана, где мне еще в Кронштадте удалось абонировать верхнюю койку. Что и говорить, — каютка не из комфортабельных, но работать можно: есть пара табуреток и столик, на котором умещается портативная пишущая машинка; главное, никто не мешает, боцман приходит только спать. Мы усаживаемся за столиком и пишем первую совместную корреспонденцию — «Встреча в Гренландском море». Уже за полночь, а утром читатели «Правды» узнают подробности встречи трех арктических кораблей вдали от родных берегов.
Боцман, двадцатитрехлетний красавец-помор с фигурой тяжелоатлета, спит крепким сном утомившегося человека. В ночной тишине слышится мерное постукивание машин и треск взламываемых ледяных полей. Все, кроме вахтенных, отдыхают. Но, как машинное отделение и кочегарка, ни на миг не прекращает работы радиорубка: корреспонденты разразились ливнем телеграмм. «Десять тысяч слов!», — хватаются за голову судовые радисты. В этот предутренний час журналисты еще бодрствуют; устроившись в укромных уголках ледокола, они пишут корреспонденции, которых ждут советские читатели. Журналистам, представляющим крупнейшие газеты страны, выпала счастливая участь — рассказать о дрейфе научной станции со слов его участников. Эти рассказы не нуждаются в «приукрашивании»: подлинные факты из жизни и работы четырех полярников, испытанные ими приключения ярче и увлекательнее любого романтического вымысла. Между корреспондентами на «Ермаке» установилось открытое соревнование: кто сумеет интереснее и обстоятельнее рассказать о научном завоевании центральной Арктики.