Что повлекло этого пожилого человека снова на Север? Скорее всего — то же, что двигало всеми участниками спасательных экспедиций. Неутомимый полярник снискал симпатии и уважение всего населения корабля. С каким увлечением слушали мы его рассказы о былом в долгие вечера, когда безнадежно застряли во льдах Берингова моря!..
Прошли сутки, и на палубе «Совета» между нагромождениями ящиков и бочек остались лишь узкие ущелья. Судовые коки сбились с ног: никогда им не приходилось кормить так много пассажиров.
А в лагере челюскинцев — никаких перемен; самолеты их больше не навещают. Со дня гибели корабля прошло почти шесть недель. Какая удача, что Ляпидевский вывез женщин и детей!..
Прибыла «молния» из редакции: «Ждем ежедневных вестей. Желаем «Совету» счастливого плавания. Двадцать третьего из Кронштадта вышел на помощь челюскинцам «Красин». Ледокол пойдет через Панамский канал. Наш корреспондент на «Красине» — Борис Изаков…»
Итак, «Красин» тоже в походе.
Наконец, мы расстаемся с Владивостоком. «25 марта. В 9 часов 20 минут по московскому времени «Совет» вышел на Север», — этими словами я открыл первую страницу своего «морского дневника».
VIII
Записи на пути к Камчатке:
«27 марта. Скрылись за горизонтом скалистые берега Приморья. Море встречает нас приветливо: пароход ровным десятимильным ходом идет к Сангарскому проливу. Участники экспедиции получили двухсуточный отдых. Затем начнутся тренировки по радиосвязи, навигации и фотографии, чтобы к прибытию на Север специальные службы экспедиции немедленно начали действовать. Дирижабли будут оборудованы для полетов в тумане без земных ориентиров.
28 марта. Минувшей ночью, когда хабаровская радиостанция передавала бой часов Кремля, «Совет» вошел в Сангарский пролив, разделяющий японские острова Хоккайдо и Хонсю. Японцы оказывают нашему кораблю чрезмерное внимание: на протяжении нескольких часов во мраке ночи нас сопровождал миноносец; его силуэт возникал то с правого, то с левого борта. Только перед рассветом, когда «Совет» вышел в океан, японцы отвязались. Воды Великого океана спокойны и подозрительно тихи.
31 марта. Проходим мимо Курильских островов. Крупная зыбь задерживает пароход: за последние вахты делали не больше пяти-шести миль в час.
2 апреля. Ветер ослабел, идем нормальной скоростью. В кают-компании вывесили большую иллюстрированную газету «За челюскинцами!» После шестисуточного плавания снова увидели берега родной земли — покрытые снегом возвышенности мыса Лопатка, южной оконечности Камчатки.
3 апреля. В три часа утра «Совет» вошел в Петропавловский порт. Моряки называют его «ковшом». Город окружен подковой гор. Видны прямолинейные улицы, деревянные домики. Идем осматривать Петропавловск — последний город на нашем пути…»
В Петропавловске нас ждал ворох новостей. На Севере произошли большие события. Начальник местной радиостанции и пограничники ознакомили меня с обстановкой в лагере.
— Льдина неспокойна, но люди целы, — сказал командир камчатских пограничников.
А случилось в лагере вот что: мощным напором торосящихся льдов надвое разломало деревянный барак, где раньше жили женщины и дети; части кухни оказались разведенными на полсотни метров. «Все это нас не пугает, но вызывает много дополнительной работы», — передавали челюскинцы.
С нарастающим интересом перебирал я листки последних радиограмм из Чукотского моря: «Аэродром, где садился Ляпидевский, сломало, мы расчистили новый… Температура держится на одном уровне — минус тридцать восемь… Жизнь в лагере идет буднично: в шесть утра возобновляется связь с материком, в восемь — завтрак, после которого бригады отправляются расчищать аэродром, ремонтировать жилища… Пополнили продовольственные запасы, подстрелив двух медведей — самку и годовалого, гулявших возле аэродрома… Следим за продвижением к нам самолетов…»
С трех сторон к лагерю приближались советские летчики.
Звено Галышева подходило к Чукотке, преодолев самые трудные и опасные участки.