Природа щедро окрасила этот край. Под лучами солнца леса, сопки и воды принимают то нежно голубой, то сиреневый, то бледнорозовый оттенок.
Амур круто поворачивает влево и быстро уходит от нас. Летчик бросает взгляд на часы и дважды разжимает кулак: до Николаевска десять минут полета.
Справа показался небольшой мыс, а на другом берегу — строения. Деревянные домики спускаются к самой реке. Порт окутан дымками пароходов. Это — Николаевск-на-Амуре.
Мы с Теминым спешим на телеграф. На скамейке возле пестрого цветника, разбитого перед зданием, сидит человек в кожаной куртке и перебирает какие-то бумаги. Он поднимает голову, и мы узнаем Белякова.
— Александр Васильевич! Вы здесь?
— Как видите, — улыбнулся Беляков.
— А Валерий Павлович, Байдуков?
— На острове. Я приехал говорить с Москвой, сейчас возвращаюсь. Вы какими способами добирались?
— От Читы до Хабаровска на «Р-5», а сюда «гидрой»; она ждет на реке. Полетим вместе?
— Отлично. На торпедном катере утомительно, полтора часа меня трясло.
Между Николаевском и островом Удд за эти два дня установилось регулярное движение пограничных гидропланов и торпедных катеров. Делегации из города везли летчикам подарки — ящики с вином, папиросы, корзины со свежей и копченой амурской кетой. Николаевский телеграф принимал сотни приветствий.
— Вот везу, еще не разобрался, — помахал Беляков толстой пачкой телеграмм.
Опять «летающая лодка» понеслась над Амуром. Затем мы пересекли прибрежную часть материка и оказались над Татарским проливом. Впереди темнело Охотское море, справа были видны берега Сахалина. А вот и острова: маленький Кевос, кажущийся безлюдным; Лангр с его зверобойным комбинатом и пристанью; наконец, узкий и продолговатый остров Удд. Скоро географам придется внести изменения на карты: Удд, Лангр и Кевос получат новые наименования: Чкалов, Байдуков, Беляков.
«Летающая лодка» описывает плавный круг над островом. На берегу, где я высаживался четыре года назад, стоит, раскинув красные крылья, чкаловский самолет; чудится, что вот-вот он взлетит и устремится в высь… Вздымая фонтаны, «летающая лодка» бежит по заливу Счастья. Стали на якорь. От берега двинулась плоскодонка. Старый гиляк, медленно взмахивая веслами, повез нас к острову. Моя первая поездка на Удд повторялась…
На фюзеляже чкаловского самолета еще не высохла яркая надпись: «Сталинский маршрут». Она появилась вчера утром, после первой ночи, проведенной экипажем на острове. А в полдень на Удд прилетел с материка капитан пограничных войск и передал летчикам московскую телеграмму:
«Примите братский привет и горячие поздравления с успешным завершением замечательного полета.
Гордимся вашим мужеством, отвагой, выдержкой, хладнокровием, настойчивостью, мастерством…
Крепко жмем вам руки.
Сталин. Молотов. Орджоникидзе. Ворошилов. Жданов».
Чкалов, Байдуков и Беляков узнали, что им присвоено звание Героя Советского Союза…
Командир «летающей лодки» осмотрелся вокруг и пожал плечами:
— Как Чкалов ухитрился посадить машину на этой рыхлой гальке? Редкостная посадка! А вот, кажется, и он сам…
Навстречу нам по тропинке поднимался Чкалов. На нем была коричневая кожанка с орденом Ленина, белая косоворотка, брюки с темными масляными пятнами. Он ускорил шаг и весело крикнул:
— Здорово! Наконец-то прибыли! Газеты нам привезли?
Он сердечно обнял гостей, для каждого у него нашлось приветливое слово.
— Что говорят о нас? Жаль, вот, погода под конец подпортила, а машина — золото, горючего осталось на добрую тысячу километров. Были бы за Хабаровском!
На пригорке стоял одинокий бревенчатый домик. Из трубы вился сизый дымок.
— Наша хата, — рассказывал Чкалов. — Хороша у нас хозяйка — Фетинья Андреевна. Фамилия ее Смирнова, но зовут больше — тетя Фотя. Это она нас винчестером едва не попотчевала. Приняла за диверсантов…
Появляется Байдуков. Опоясанный патронташем, в высоких резиновых сапогах, перекинув через плечо двухстволку, он возвращается с охоты. На озерках острова водятся крохотные и тощие кулики. Охотник несет на веревочке связку худосочных птичек.
— Теперь мы провизией до самой Москвы обеспечены, — хохочет Чкалов и обращается к полной круглолицей женщине, стоящей у порога дома. — Готовьте, тетя Фотя, противни, Ягор куликов волочит… Ой, смех! Ну и Ягор!
Спешить нам пока некуда. Обед длится часа два. Фетинья Андреевна расстаралась на славу; угощает «шаньгами» — громадными пирогами с рыбой, мясом, капустой и кашей; дальневосточной рыбой во всех видах — жареной, маринованной, копченой, соленой; заливным поросенком с хреном; аппетитными сластями. На столе — бочонок с брагой, густой, пенистой и хмельной. Чай хозяйка подала «по-московски»: крутой, крепкий.