За обедом я узнал, как встретили чкаловский экипаж на острове. Было это так.
Смеркалось. Стоял густой туман. Фетинья Андреевна Смирнова, жена начальника рыбного промысла «Пойми», занималась домашними делами. Вдруг послышался нарастающий гул; похоже было, что над островом кружит самолет. Женщина выскочила на улицу. Мимо проходил охотник-гиляк по имени Пхейн. «Какая-то машина летает. Сходим, надо выяснить», — сказала Фетинья Андреевна. Они поднялись на пригорок. Из тумана вынырнул огромный самолет с красными крыльями; таких они никогда не видели. Он пронесся над самыми крышами домов. Ездовые собаки с воем метались по улице.
Недоумение женщины росло. Самолеты были редкими гостями в районе Удда; они проходили обычно стороной, по воздушной трассе между Охинскими нефтепромыслами на Сахалине и Хабаровском. Зачем здесь эта машина? Уж не японцы ли?! Люди встревожились.
Самолет продолжал кружить. Фетинья Андреевна испуганно вскрикнула: на плоскостях она разглядела нерусские буквы; то были опознавательные знаки «NO-25», но Смирнова не разбиралась в них. «Японцы! Неспроста они прилетали!..» — решила женщина и созвала народ. Взрослые побежали за оружием, детям и подросткам наказали не выходить из домов. Двое промысловых рабочих, не глядя на ночь, отчалили на лодке к соседнему острову Лангр, чтобы по телефону известить оттуда николаевских пограничников.
Все видели, как машина опустилась километрах в двух от поселка. Люди побежали к ней. Остановились шагов за полтораста и стали незаметно окружать. Незнакомый самолет стоял на галечной отмели. Возле него ходили трое.
Сердце Фетиньи Андреевны стучало. Таинственные летчики тихо переговаривались — слов не было слышно. Тогда она подняла винчестер и окликнула незнакомцев. В ответ послышалась родная русская речь. Свои, советские!.. Машинально она продолжала держать винчестер наготове.
— Здорово, товарищи! — приветливо сказал баском широкоплечий незнакомец в кожанке. — Подходите! Мы — из Москвы, товарищи!
«Товарищи!» Всё объяснило это слово…
— Машина — советская, стало быть?
— Наша, советская! — отозвался Чкалов.
Смущенно, пряча за спину оружие, жители острова подошли к пилотам, расспрашивали о причинах неожиданной посадки, жали руки. У самолета встала добровольная охрана. Машину закрепили: дул порывистый ветер.
Фетинья Андреевна и ее муж — кореец Тен Мен-бей — пригласили экипаж к себе. Летчики медленно брели к поселку, превозмогая усталость: они не спали двое с половиной суток.
— Лодка на Лангр отплыла, — сказал Тен Мен-бей. — Скоро в городе узнают, что вы у нас в гостях.
Фетинья Андреевна напоила летчиков крепким чаем; есть им не хотелось.
— Поспать бы теперь часиков пятнадцать, — потянулся Чкалов.
Все трое погрузились в глубокий сон.
А в этот час радиостанции настойчиво вызывали самолет, в эфире неслись сигналы: РТ-РТ-РТ-РТ… Но никто не откликался.
Первое сообщение о благополучной посадке было получено от пограничников. Через несколько минут Москва узнала: беспосадочный трансарктический рейс успешно завершен.
Поздней ночью в домике Фетиньи Андреевны я дописывал первую корреспонденцию с острова. Рассветало. Чкалову не спалось, его мучила жажда. Вот он поднимается с меховых шкур, разостланных на полу, жадно пьет воду из ковша. Возвращаясь, тихонько пробирается к широкой постели, где рядышком спят Байдуков и Беляков. Валерий Павлович подтягивает спустившееся одеяло, бережно укутывает друзей и с нежностью в голосе шепчет:
— Ну что за драгоценные ребята! Егорушка… Саша…
— Любишь их, Валерий Павлович?
— Еще спрашиваешь! Как таких не любить!
А ведь он, пожалуй, никогда не сказал бы им в глаза о своем чувстве…
Круглые сутки дальневосточные саперы строили деревянную площадку для взлета «АНТ-25». Чкалову удалось превосходно посадить самолет, но вторично рисковать, взлетая, не следовало. Из Николаевска привезли доски, гвозди, инструменты. Восточный берег острова представлял небывалое зрелище. Старые морские капитаны, не раз посещавшие этот район Охотского моря, проходя мимо острова ночью, могли вообразить, что сбились с курса: на кусочке суши, длиной в двенадцать километров и около тысячи метров в поперечнике, где кроме керосиновых ламп не бывало иного освещения, протянулись ослепительные гирлянды электрических огней. У берега разгружались баржи. Люди переносили по мосткам длинные доски; другие укладывали их ровными рядами на прибрежной гальке. Бросая свет на волны, по берегу сновали грузовые автомашины. Тарахтели тракторы. Дымили походные кухни. На побережье выстроились десятки белых палаток. Открылся пункт первой помощи. Протянулись провода полевого телефона. Поднялись мачты двух радиостанций… Три-четыре раза в сутки я отправлял в редакцию короткие сообщения — к великой зависти Виктора Темина; ему оставалось лишь мечтать о временах, когда с такого островка можно будет передавать изображения по радио. Наконец, фотокорреспондент не выдержал: засняв все, что представляло интерес, он вылетел в Москву.