— Ну, Егорушка, нынче твой день, — сказал перед стартом Чкалов.
В полуденной дымке проплыл Новосибирск; новые индустриальные гиганты раскинулись по обоим берегам широкой Оби. Началась Барабинская степь — без конца и края, с синеватыми кружками и овалами озер. Испуганные гулом мотора, из камышей взлетали стаи гусей и уток.
Снизившись до двухсот метров, Чкалов передал штурвал Байдукову, а тот убавил высоту еще наполовину. «АНТ-25» шел над самой травой. Байдуков оживился и с любопытством оглядывал степь, глаза его приняли мечтательное выражение.
— Валерий! — позвал он, отметил ногтем на карте точку, подле которой пролегла красная линия маршрута, и показал в окошко:
— Здесь!..
«Тарышта, разъезд Омской ж. д.» — прочел я на карте надпись Байдукова. Внизу промелькнули три-четыре домика, станционные здания. Около тридцати лет назад на этом глухом разъезде, в семье железнодорожника Филиппа Байдукова родился мальчик, которого назвали Егором. Детство его проходило в степи, на озерах; тут и развилась в нем страсть к охоте, к далеким путешествиям и приключениям, о которых подчас занятно рассказывали удивительные люди, забредавшие на одинокий сибирский разъезд. Свесившись с полатей, мальчуган слушал рассказы бородатых дядей о зверином царстве — дремучей тайге, о многоводных реках, текущих на север, в ледовые моря, о горах, где находят золотые самородки с детскую голову… «Вот бы повидать!..»
Однажды восьмилетний Егорушка вскочил на подножку товарного вагона и уехал в сторону ближайшего города. Два года он прожил в детском интернате, затем стал работать подручным кровельщика в паровозном депо. Жизнь привела его в будничный мир: окружающее ничем не напоминало детских мечтаний… Какой кудесник смог бы тогда предсказать ему его будущее — испытателя самолетов, участника замечательных воздушных рейсов, генерала советской авиации.
Восемнадцати лет Байдуков совершил первый самостоятельный полет в Севастопольской летной школе, куда его послала учиться комсомольская организация. Окончив школу, он испытывал новые конструкции самолетов, питая особое пристрастие к тяжелым многомоторным машинам. Он научился безукоризненно пилотировать в тумане, ночью, и сам Чкалов называет его теперь «богом слепого полета»…
Прощай, Тарышта! Скоро Омск, и снова тысячные толпы, как в Хабаровске, Чите и Красноярске, встретят летчиков. Байдукова ожидает свидание с отцом и матерью, с друзьями юных лет.
Чкалов ушел в глубь кабины и дремлет в кресле второго пилота. Сидя подле Байдукова на масляном баке, я вижу как с небольшого озера поднимается стайка уток. В глазах Байдукова вспыхивают азартные огоньки. Самолет настигает стаю. Внизу и по сторонам мелькают серые комочки. Удар! Самолет вздрагивает. Чкалов беспокойно открывает глаза: — Что такое?
— Пустяки! Вероятно, задели крылом птицу…
— Выше, выше! — жестом показывает Чкалов.
Впереди — еще одна сибирская река: Иртыш. Быстро приближается большой город. Здесь экипаж задерживается на лишние сутки, к великой радости омичей. Машину готовят к последнему этапу — в Москву.
Большой день! «Сталинский маршрут» сегодня возвращается в столицу, где Сталин напутствовал летчиков в далекий рейс. В кабине уже пятеро: Чкалов захватил с собой из Омска авиационного инженера Стомана, который участвовал в тренировочных испытаниях и готовил «АНТ-25» к арктическому перелету. Медленно тянется время. Самолет идет в сотне метров от земли. Где-то горят леса, ощущается запах дыма. Сквозь мглу на пепельном небе проглядывает оранжевый шар солнца. Стенки кабины нагрелись. Нестерпимый зной. Чкалов, сидящий у штурвала, сбросил кожанку, остался в одном свитере. Он проглотил горсть омских ягод, выпил бутылку «Нарзана».
Степи кончились. Летим над лесистыми предгорьями Уральского хребта. В долинах и на склонах лепятся поселки, пасутся стада, дымят заводские трубы. Какие богатства извлекаются из этих гор! Не шутя утверждают, что в недрах Урала таятся почти все элементы менделеевской таблицы…
Мы поднялись на полторы тысячи метров. Ветер изменился, и скорость возросла.
— Волга! — раздается возглас Валерия Павловича.
Как дорога эта река сердцу Чкалова: у Волги он родился и рос; на Волге рождались крылатые мечты русоволосого озорного подростка и юноши.