— Сделаем, — поддержал Беляков.
— Вот еще, друзья, дело, — вспомнил Чкалов. — Кто нам поможет организовать связь со стороны Америки? Хорошо послать специальных людей.
— Михаил Беляков, брат Александра, справится, — предложил Байдуков. — Он сейчас в Париже, на конференции метеорологов. Пусть выедет в Вашингтон.
— Дельно! Ну, а еще кто? — спросил Валерий Павлович и неожиданно повернулся ко мне: — Не угодно в Америку? Можно будет хорошо поработать для газеты, а заодно помочь в организации связи. Думаю, редакция не откажет?
На другой день я стал собираться в путь.
«Сталинский маршрут» уже стоял на стартовой горке аэродрома. Вблизи алели крылья его родного брата — второго экземпляра «АНТ-25», на котором экипаж Михаила Михайловича Громова тренировался к рекордному полету на дальность.
— Дольше задерживаться нельзя, советую выезжать, — сказал мне Чкалов. — До встречи в Америке!
Вечером я выехал в Западную Европу. А на рассвете восемнадцатого июня Чкалов, Байдуков и Беляков стартовали со Щелковского аэродрома.
VI
Я впервые расстался с Родиной и оказался за советским рубежом. Пройдет несколько дней, и я увижу Америку. Какой предстанет она моим глазам?
«Хищнический империализм американцев», — вспоминал я слова Ленина. В годы первой мировой войны американские миллиардеры нажились больше всех. «На каждом долларе — ком грязи от «доходных» военных поставок… На каждом долларе следы крови…», — писал Владимир Ильич в 1918 году.
Я ехал в империю всемогущего доллара, в страну величайшей капиталистической эксплоатации и порабощения человеческой личности.
Мне не было известно, сколько времени придется провести на чужбине — неделю, две или больше; какие районы Соединенных Штатов доведется посетить; какие стороны политики, экономики, социального уклада предстоит увидеть…
Американцы представлялись мне трудоспособным и деловитым народом. Но каким образом, рядом с первоклассной техникой, созданной этим народом, процветает там средневековое ханжество и интеллектуальное убожество, культивируются суды Линча, расовая ненависть, тысячами уничтожаются в резервациях индейцы, а гангстеры управляют городами и посылают своих ставленников в сенат и конгресс?
Экспресс «Митропа» пересекал Германию. Неприветливо выглядели безлюдные станции. Редко слышались оживленные, веселые голоса: фашизм наложил на уста печать молчания, а в сердца вселил страх. Грохоча на стрелках, поезд подкатил к главному вокзалу Берлина. На перроне застыли мрачные фигуры жандармов, слонялись голодные носильщики, десятка полтора встречающих. Не было и тени шумного оживления, свойственного вокзалам больших городов.
Купив в станционном киоске «Берлинер цейтунг ам миттаг», я принялся отыскивать в газете сообщения о чкаловском перелете. Над самым ухом заскрипел голос вокзального охранника, он требовал вернуться в купе. В вагоне я снова перелистал газету: телеграммы из-за границы, портреты мордастых «фюреров», берлинская хроника, реклама патентованных брюкодержателей, статья по расовому вопросу… Неужели нет ничего о перелете?.. На пятой странице — фотоснимки каких-то самолетов и два широких столбца текста: «Полеты вокруг Германии». А ниже — четырехстрочная заметка: «Русские летчики, отправившиеся в Америку, вчера около полуночи находились в двухстах километрах от Северного полюса». И все!..
Последнее мое знакомство с нравами гитлеровской Германии произошло на бельгийской границе. Желчный таможенный чиновник потребовал вынести мои вещи из вагона для осмотра. Я ответил, что еду транзитом, в Германии не останавливался и не намерен никуда выходить. Чиновник позвал жандарма, снял с полки мой чемодан и вытряхнул содержимое на диван. Он знал, что не найдет ничего предосудительного, но хотел причинить хоть какую-нибудь неприятность советскому пассажиру.
— Что здесь? — спросил чиновник, заметив среди вещей книгу; это была «Одноэтажная Америка» Ильфа и Петрова.