Три года назад Херст отправился в Берлин к Гитлеру. Поджигатели войны быстро нашли общий язык, и американский фашист вернулся в свое калифорнийское логово, заручившись миллионной субсидией за распространение гитлеровской пропаганды.
И этот газетный Аль-Капонэ осмелился приглашать к себе советских людей!
— Что ответить редактору «Экзаминера»? — обратился консул к Громову.
— Пусть этот Херст нас не ждет! Передайте, что мы заняты с друзьями…
Летчиков навестил Эптон Синклер, он живет невдалеке от Лос-Анжелоса. Автор «Джимми Хиггинса», «Нефти», «Короля- угля» пытливо всматривался в мужественные лица советских пилотов, словно хотел разгадать тайну невиданных в истории успехов народа, из среды которого они вышли.
— Писатели Ильф и Петров, ваши соотечественники, — последние русские, которых я видел, — вспоминал Синклер. — Мы провели вместе прекрасные часы, мы хорошо понимали друг друга. Меня очень огорчило известие о смерти Ильи Ильфа… Многое я хотел бы выразить на вашем языке, но мой русский словарь — увы! — жалок…
Загибая тонкие пальцы, он старательно выговаривал знакомые слова: «товарищ», «рабочий», «Правда», «Известия», «Труд»… Писатель рассказал, что работает над романом о союзах индустриальных рабочих.
— А читали вы мою книгу об Испании — «Но пассаран» («Они не пройдут»)? — спросил Синклер.
— Ваши произведения можно найти в любой советской библиотеке, — ответил Г ромов. — Ими зачитываются!
Молодо сверкнув глазами, писатель воскликнул:
— В вашей стране моих книг издано втрое больше, чем в Соединенных Штатах. Литература, затрагивающая большие социальные проблемы, у нас еще мало популярна. Для рабочих эти книги дороги, библиотек недостаточно… А наша кинематография? Где антифашистские фильмы? Почему нет кинопроизведений о героической борьбе испанского народа за свою свободу и независимость?.. Я собираюсь написать советским кинорежиссерам, — не возьмутся ли они поставить «Но пассаран».
Когда же вы приедете к нам? — спросил Громов.
— Давно об этом думаю. Впрочем, сейчас, — он сделал ударение на этом слове, — мне следует быть именно здесь, в Соединенных Штатах. Атмосфера в мире сгущается…
Синклер взглянул в глаза Громову:
— Ваш полет будет полезен для познания советской действительности американским народом. Истинные друзья Советского Союза торжествуют. Мы убеждены, что русская авиация — самая лучшая, и если бы ее не существовало, вашей стране уже встретились бы серьезные трудности.
Гости попросили писателя рассказать об его литературных планах.
— Я написал книгу «Кооперативы Калифорнии». Советский читатель сможет увидеть в ней, каких страданий и несчастий, связанных с безработицей, избежал он благодаря советскому строю…
Прощаясь, Эптон Синклер поднес своим новым знакомым экземпляры «Но пассаран» с дружеской надписью.
Летчиков пригласили на просмотр нового фильма с участием маленькой Ширли Тэмпл. Кудрявая, кривляющаяся девочка встречала гостей в фойе кинотеатра. Чуть ли не трехлетней крошкой она попала в руки голливудских дельцов. С полного одобрения родителей, ребенка уродовали, превращая в кинозвезду первой величины. Ширли стала неиссякаемым источником долларов для мистера Тэмпл, невзрачного и безвестного калифорнийского клерка, и его чопорной супруги. Теперь, по прошествии шести лет, в Ширли оставалась детской только ее внешность; у ребенка были отталкивающие манеры, тон и жесты вздорной и надменной леди. Цифры в ее голливудских контрактах росли год от года. «Девятилетняя Ширли получает больше президента Рузвельта!» — кричали газеты к величайшей зависти мамаш, дрессировавших своих девочек под самую модную звезду. Торговые фирмы выпускали печенье «Ширли», зубную пасту «Ширли», слабительное «Ширли»… Миссис Тэмпл ретиво вела переговоры, касающиеся ее золотой жилы, и брала тысячные гонорары за несколько слов рекламы, произносимой Ширли перед микрофоном: «Мои любимые туфли куплены в магазине…»
Два мрачных бессловесных детектива с оттопыренными карманами неотступно следовали за девочкой, оберегая ее от «киднаперов» — профессиональных похитителей детей: за маленькую киноартистку можно было выручить большие доллары…
Киднаперы орудовали во всех районах Соединенных Штатов. Повсюду в общественных местах были расклеены плакаты: