Спешу оговориться: я не только не встречал, но и не мог встретить Берта Уэнхопа. Оклендский рабочий Берт был порожден талантом Джека Лондона, на которого мне еще придется ссылаться. Американский романист, живший и создававший свои лучшие произведения в Калифорнии, знал цену справедливости в мире капитализма. И он ясно видел, кому эта страна — мать, а кому — мачеха.
Я смотрел на островную тюрьму, превращенную в санаторий для бандита-миллионера, и не мог удержаться от параллелей: Аллистон Форбс и чахоточный подросток Арчи; Аль-Капонэ и злосчастные обитатели конур Короля-Города…
Побывав на аэродроме, где неделю назад предполагалась посадка «РД», Громов и его товарищи отправились самолетом на восток Соединенных Штатов.
— Счастливые! Они скоро вернутся в свою страну, где человек есть человек, — сказал американец в синем рабочем комбинезоне, провожая дружеским взором русских пилотов.
Ночной рейсовый самолет шел вдоль мексиканской границы. Последний раз блеснул позади озаренный луной океан. «Дуглас» переваливал через горы. Внизу пробегали скалистые вершины Сиерра-Невады, изрезанные глубокими ущельями, кое-где покрытые снегом. За горами на сотни километров простиралась песчаная пустыня — «Долина смерти», лежащая ниже уровня океана: соленые озера, высохшие русла рек, пески и пески… За рекой Колорадо потянулись аризонские степи. Штат Нью- Мексико… «Ковбойский» Тексас, который у нас принято называть Техас… В полдень «Дуглас» опустился на знакомом мне вашингтонском аэродроме.
Летняя дача посольства находилась в сосновой роще, в полутора милях от Атлантического океана. У пристани в ожидании гостей стояла быстроходная яхта. Мы отплыли и стали крейсировать недалеко от берега.
— К нам спешат, — сказал Громов, указывая на приближающуюся моторную лодку с флажком пограничной службы. Летчик только что поднялся на борт после продолжительного купанья.
Морской офицер, стоявший на носу моторной лодки, отыскал взглядом Константина Александровича Уманского, поверенного в делах СССР в Соединенных Штатах.
— Вас вызывает к телефону Москва, — сказал офицер.
Вместе с Уманским отправился на берег к ближайшему телефону и я.
— Новость, — многозначительно улыбаясь, сказал Уманский, закончив беседу с Москвой. — На Аляску через Арктику вылетает наш транспортный самолет. Посадка намечена в Фербэнксе. Летит Леваневский, на четырехмоторной машине.
— Она мне знакома по майскому полету, — заметил я. — Байдуков и Кастанаев установили тогда на ней международный рекорд скорости.
На даче меня ждала телеграмма: «Немедленно вылетайте в Фербэнкс». Редакция извещала, что летят шестеро: пилоты Леваневский и Кастанаев, штурман Левченко, механики Побежимов и Годовиков, радист Галковский. Всех их я хорошо знал, а с Виктором Левченко был связан личной дружбой.
Редакция требовала немедленного вылета. Грустно было расставаться, лишь накануне я делился с Громовым планами совместного возвращения на Родину. И вдруг — неожиданный маршрут: на Аляску, к Берингову проливу, куда я впервые попал три года назад, но с противоположной стороны…
— Рейсовый самолет уходит из Вашингтона в девять вечера, — сказал Уманский. — Завтра после полудня снова будете у Тихого океана, в Сиэттле.
— А дальше как?
— Воздушной линии на Аляску нет, Соединенные Штаты и Канада все еще договариваются… Разве что попадете на случайный самолет… Придется вам, видимо, двинуться из Сиэттля пароходом до Джюно, столицы Аляски, а оттуда ходят рейсовые самолеты в Фербэнкс. Даже при удаче будете в дороге минимум пять дней.