«Баранов» плыл между поросшими густым сосновым лесом темнозелеными островами, приближаясь к канадской границе. Я ехал в край, знакомый мне только по северным рассказам Джека Лондона. С тех времен, которые описывал американский романист, прошло лет сорок, и многое, вероятно, переменилось в «стране золота и белого безмолвия».
На территории Аляски уместились бы три таких страны, как Франция, Германия и Испания, либо десяток штатов США. Огромный край, отделенный от России лишь восемьюдесятью пятью километрами Берингова пролива, правительство Александра II продало Соединенным Штатам в 1868 году за… семь миллионов двести тысяч долларов. Это было за десять лет до плавания Норденшельда на «Веге» по Северному морскому пути, которое возбудило интерес к арктическим странам. Американцы за бесценок заполучили «драгоценный кусок». За последние десять лет из Аляски ежегодно вывозят только золота и серебра на пятнадцать-двадцать миллионов долларов, а всего за пятьдесят лет в недрах края добыто полезных ископаемых на сумму в сто раз большую, чем получило царское правительство.
В витринах аляскинских магазинов выставлены открытки, на которых воспроизведен договор о продаже края Соединенным Штатам и банковский чек на семь миллионов двести тысяч: эти репродукции должны, вероятно, напоминать о «законности сделки».
— Царские министры здорово продешевили Аляску, не правда ли? — заметил я унылому соседу. — Американцы сделали выгоднейший бизнес.
Вернон глубокомысленно задумался. Вопрос не имел касательства к метеорологии и, следовательно, выходил за пределы его интересов.
— А может быть, они покупали кота в мешке? — нерешительно произнес он деревянным голосом и почему-то застыдился. Помолчав, он продолжал извиняющимся тоном: — Семь миллионов это, знаете, хорошие деньги. Ого! И тогда они стоили дороже, чем в наше время… Но кто-то у нас сделал, конечно, бизнес.
Огромны природные богатства Аляски. В ее недрах, кроме золота, серебра и меди, есть уголь и нефть, платина и молибден, вольфрам и уран, железо и свинец, цинк и олово, ртуть, хром, магний, висмут… Есть гранит, мрамор, известняк, строевой лес, пригодные для посевов земли, обширные пастбища. Все это используется хищнически, по принципу «что ближе лежит». И людей мало: население края не растет, а уменьшается; в начале столетия на Аляске было шестьдесят три с половиной тысячи жителей, теперь — пятьдесят девять тысяч. Половина населения — индейцы. В разгар рыболовного сезона на промыслах и обрабатывающих предприятиях Аляски работают до тридцати тысяч приезжих; кроме белых — китайцы, японцы, филиппинцы, негры.
На Аляске и поныне живут русские — потомки сибирских охотников, которые в далеком прошлом перебрались через Берингов пролив и обосновались на севере американского материка. Иные из них сохранили свой родной язык; из рода в род передаются старинные русские песни. Коренное население края — индейцы и эскимосы; они живут обособленно, не скрывая враждебного отношения к белым пришельцам. Мне пришлось встречаться с этими народностями в дни путешествий по северным районам Аляски…
Наступил спокойный теплый вечер. «Баранов» плыл в нескольких милях от канадского берега. В сумерках мелькали редкие огоньки поселков Британской Колумбии. Пароход шел по пути, которым три года назад проходил «Красин», направляясь на Чукотку за челюскинцами.
Утром Вернон огорошил меня неприятной вестью: ночью сломалась лопасть пароходного винта, и «Баранов» малым ходом возвращается в Сиэттль. Среди пассажиров оказалось несколько человек, заказавших билеты на самолет из Джюно. В Сиэттль ушла радиограмма, адресованная президенту пароходной компании мистеру Уилсону: можно ли организовать специальный рейс гидроплана Сиэттль — Джюно? Вернону и мне был дорог каждый день: Фербэнкс ожидал Леваневского.
Капитан «Баранова», бледный и расстроенный, ходил по каютам, уговаривая пассажиров «не поднимать шума». Вслед за капитаном притащился желчный старик, некий ванкуверский делец по имени Халлер. Не теряя времени на предисловия, Халлер предложил мне и Вернону присоединиться к иску, который он намерен предъявить пароходной компании.