Мама только смеялась, глядя, как укладывается спать рядом с отцом на лавку наша младшенькая. Пока отец сводил свои бумаги за столом.
Родители сами учили нас и грамоте, и счëту. Отец иногда целыми днями разговаривал с нами на немецком, которым владел свободно. Мама заставляла учить латынь. К пятнадцати годам, я могла уже заменять её в аптеке и составлять микстуры. В деревне у нас была только начальная школа. А потом приходилось ходить за несколько километров в восьмилетку.
- Матрён, в Лопатино завтра поеду, место под дом смотреть, - сказал как-то за ужином отец в конце лета сорокового. - Меня туда на счетовода берут. Да и аптека там тоже есть. Только школа полная, не наша начальная. Старшие экзамены будут сдавать, и к осени свои классы нагонят.
- Да что тебе не живётся-то? И дом, и должность, и уважение в деревне. Люди тебя любят, ни одна свадьба без твоей гармони не обходится. А там село огромное, районное. Что тебя не устраивает? Чего ты туда рвëшься? - беспокоилась мать, переезда она боялась.
- Да меня всё устраивает. Мне жизнь только доживать осталось. А кладбище здесь красивое, на холме. А дочерям чего ждать? Здесь кроме фермы и нет больше ничего. Нет. Вот моё слово! Мои девки доярками не будут! - поднял голову отец.
- С тобой разве поспоришь? - вздохнула мама.
Глава 2.
Глава 2.
Вскоре после этого разговора отец снял комнату у одинокой бабушки в Лопатино, рядом с тем местом, где должен был стоять наш дом. Вместе с ним должны были поехать я и Тося. Но в день отъезда Дина молча положила на лавку самолично собранный узелок.
- Ну, куда ж без тебя? А я всё думаю, чего это ты тихая ходишь и не просишься. Вот же характер! - покачала головой мама. - Тимош, хочешь, не хочешь, а сам забирай. Или следом сбежит, сами же пожалеем. Ты нашу младшую не хуже меня знаешь.
Так и получилось, что мама с бабушкой остались в деревне, а мы с папой уехали в Лопатино.
- Хорошее место, высокое. - Довольно щурился отец.
Мужики помогли ему выкопать большую яму. Мы с Тосей только и делали, что бегали с кастрюлями да тарелки мыли. Руками помогали, но кормить работников обязан был тот, кому помогают. А вот Дина медленно скребла стены и пол получавшегося котлована. В итоге получился вырезанный в земле прямоугольник. С реки мы в четвёртом натаскали песка и крупных камней. Потом уж отец выкладывал стены в будущем подвале и фундамент, а мы подтаскивали ему камни. Помогали нам и соседские мальчишки. Точнее мальчишка там был один, Гена, ровесник нашей Дины. А вот братья у него прибыли в отпуск. Оба были курсантами. Старший Алексей только окончил училище и был направлен на службу в Беларусь. А второй, Борис, ещё только закончил третий курс. Гена, судя по разговорам, тоже собирался идти следом за братьями и становиться офицером. Как и их покойный отец, и дед, и ещё много поколений назад.
Отец оставлял старый дом деревне, а вот на новый взамен получал лес. Только сейчас у него уже была семья, а не только мама, наша бабушка. Приехавшая через два месяца мама, только что за сердце не схватилась.
- Тимоша! Это ж не дом! Это ж сельский совет! - шептала она. - А крыша! Это где ж ты на крышу железа раздобыл?
- Фундамент у дома каменный или только поверху? - обходила дом бабушка, опираясь на высокую клюку, больше похожую на посох.
- Каменный, мам, - улыбался папа, обнимая жену.
- А под ступеньками что? - бабушка от внешнего вида не млела, в отличии от мамы.
- Камень, мам. Я же знал, кто дом принимать будет! - бабушка всегда и ко всему относилась серьёзно, как она сама говорила, с приглядом наперёд.
С деревенского дома нашего имущества приехало семь телег. Три из них были заполнены книгами. До осенних дождей мы ещё успели поставить забор, выложить отмостку вокруг дома и дорожки к бане и сараю. Скотины завести не успели, и планировали только на следующий год. А вот сад отец разбивал сам. Семь яблонь посадил. Мы с Тосей очень любили яблоки.
Тот год пролетел незаметно. Новая школа, новое место. Отец работал за двоих, мама пропадала в аптеке. Бегала после уроков к ней на помощь и я. Работы в нашей деревне у фармацевта было не в пример меньше.
А летом началась война...
- Тимофей Тимофеевич! Ты чего до меня докопался? - кричал на отца военком.
- Ты голос-то снизь, - спокойно отвечал ему отец. - Знаешь чего. Война идёт. Мобилизация. А ты меня четвёртый раз заворачиваешь.
- Тимофей Тимофеевич, ты ж из души три души вынимаешь, - закурил наш сосед, ветеран Гражданской войны, оставившей ему на память половину деревянной ноги, и военком в одном лице. - Бронь по тебе раз, весь учёт на тебе. Председатель в прошлом году чуть церковь заново не открыл, чтоб благодарственный молебен отслужить, так радовался, что тебя к себе выцепил. И военмед отвод дал, это два. Ты после тифа, да ещё и весь живот по кускам сшит. Пока таких не берут. Здоровьем ты хилый. Какие тебе окопы.
- От оно как, - прищурился отец. - Ну, будем поглядеть.
На следующий день отец пришёл во двор военкомата, взвалил на плечи дубовую колоду, на которой рубили дрова, и начал бегать вокруг комиссариата. Несколько часов спустя, красный от злости военком вышел на улицу.
- Сдобнов, зайди. - И сплюнул.
Вечером отец собирал вещи. С собой он забирал и награды за прошлую войну, и опасную бритву.
- Пап... - спросила тогда я. - На войне страшно?
- Страшно, Ань. Но знать, что там творят, и что если проиграем, это всё сюда докатится, ещё страшнее. - Ответил отец. - А так, главное к румынам в плен не попадать. Вот те черти.
Тем же вечером отец пошёл в баню вместе с мамой, а потом долго сидел на крыльце нашего дома и курил. Только Дина осмелилась нарушить его уединение и прижаться к отцовскому боку.
- Я в мешок положила... Аптечку собрала. Всё подписала. И бумаги. Пиши, Тимош. - Пыталась улыбаться сквозь слëзы мама. - И... Выварку мухоморную в серой фляжке. Суставы мазать, если колено опять болеть начнёт. Или... На крайний случай...
- Я знаю, Матрён. Видел. Ты умница у меня. Ждите. Дел ещё столько переделать надо. Пока не вернусь, девчонок держи в строгости. Видные девки уродились, да в возраст уже входят. Без моего одобрения, чтоб замуж не шли! - улыбался отец. - И не провожайте.
- Сам ведь знаешь, что пойдём. - Вздохнула мама.
Тех, кто уходил на фронт, приехала забирать машина. В кузове стояли скамейки, где и рассаживались после недолгой переклички новые красноармейцы. Машина тронулась. Мы потом так и не смогли вспомнить, кто первым из детей побежал за грузовиком. Но бежали мы долго. Спотыкались, падали и снова поднимались. Протягивали отстающим руки...
Потом пошли похоронки. В числе первых чёрная весть пришла в дом напротив. Смешливый Алексей, помогавший нам летом, погиб в первые месяцы войны, ещё в Беларуси. Каждый раз, когда почтальон заворачивала к нашей калитке, мы все замирали. Но видели письмо-треугольник, и на какой-то момент прикрывали глаза. Впрочем, чаще всего письма заносили маме в аптеку.
Мы все слушали сообщения от советского информбюро. И все как один, только плотнее сжимали зубы. Злости становилось всё больше. Хотелось бежать, защищать, уничтожать врага. И в то же время... Думалось, что же там за сила, что наши отцы, дяди, старшие братья все вместе и не справляются?
Эта атмосфера перенапряжения чувствовалась даже в воздухе. В школе и то всё время вспыхивали драки. В одной из таких умудрилась поучаствовать и наша младшая. У них был урок по истории, и Генка, учившийся с Диной в одном классе, вдруг начал поправлять учителя. Учитель пригласила его выйти к доске и рассказать всем о славном Владе Третьем Цепеше, господаре валашском и его борьбе против бояр и турок.
- И откуда же такие точные знания? - улыбаясь спросила учитель после окончания доклада.