8
После разговора с Элизабет мне было неспокойно. Первый инстинкт – направиться к мистеру Стоуну и постараться разузнать у него что-либо о его отношениях с театральной труппой, а главное – с Анной, но некий робкий голос остановил меня от необдуманного шага.
«Полиция сама во всём разберётся. Роберт Эванс кажется компетентным следователем, с огромным опытом за плечами, а потому дай ему делать свою работу, и не вмешивайся» – нашёптывал тот.
Ну и как я могла пойти против такого логичного хода мыслей? В конце концов, это было тем, что я делала всю свою жизнь – наблюдала со стороны. Будто жизнь была не больше чем представлением, а у меня имелся билет в первый ряд. Я взирала на происходящее, анализировала и внимала, но никогда не вмешивалась в чужую жизнь. Может это оттого, что я наивно ожидала того же от остальных? С самого раннего детства было понятно, что мне неприятно внимание окружающих. Легче было оставаться незаметной тенью в углу, чем невольно оказываться в центре внимания окружающих. Чужие взгляды пугали, а слова невольно отталкивали. И именно потому я решила, что внутренний голос скорее всего был прав, и мне было не место в центре расследования. Да и к тому же, когда расследование было не простого ограбления, или пьяной драки в трактире, а убийства! Вмешаться в подобное походило на отчаянную попытку прыгнуть выше своей головы, и такое не являлось чем-то, что было мне характерно.
И вот теперь, по привычке скрывшись от мира в стенах дома, я взялась за то, что на самом деле требовало моего пристального внимания, а именно – картина, которую я так и не закончила ввиду скорбных обстоятельств. Говоря по правде, мне ещё никогда не приходилось дописывать пейзаж посредством своей фантазии, но именно это я пыталась сделать с самого утра. Но что-то было не так. Память подводила меня, и краска попросту отказывалась ложится на холст. То что поначалу казалось разумным времяпрепровождением, вскоре превратилось в отчаянную борьбу с кистями и тюбиками, а голова то и дело возвращалась к подозрениям и домыслам.
«Ну и как мне прикажете работать в таком состоянии?» – раздражённо отошла от мольберта к окну, и угрюмо выглянула на улицу.
Пасмурное небо давило на крыши домов серостью, а прохладный ветер заставлял розовые кусты дрожать и сгибаться до земли. Некогда солнечный горизонт, сменился на хмурую панораму, отчего мне становилось только тревожнее. Несмотря на свою тихую и уединённую жизнь, я до сих пор никогда не обращала внимания на плохую погоду. Любая прихоть природы приветствовалась мною, и даже дождь доставлял радость от того, что делал листву зеленее, сбивая с неё пыль и паутинки. Но отчего же сейчас я не испытывала тех же чувств? Низкие облака были словно жутким предзнаменованием. Они нависли над Спрингсмитом, подобно падальщикам, выжидающим скорый обед.
«Всё будет хорошо. Не переживай. Ты просто перенервничала. Успокойся» – приговаривала я про себя, обнимая осунувшиеся плечи.
Однако как только я начала справляться со своей необъяснимой тревогой, как звонок телефона вынудил меня замереть от неожиданности. В мой дом вообще редко поступали звонки. Думаю и трубка давным-давно покрылась бы слоем пыли, если б не старания миссис Мюррей. По правде, мне сначала подумалось что кто-то просто-напросто ошибся номером, но судя по тому что назойливая трель не прекращалась, то было ошибочным предположением.
– Алло? – тихонько пропищала я в трубку.
– Мисс Бриггс, хорошо что вы дома. – прозвучал слегка искажённый, но знакомый голос мистера Эванса. – У меня есть к вам небольшая просьба.
– Я слушаю.
– Вы не могли бы принести мне мои очки? Я кажется забыл их дома.
– Да, конечно. Я с радостью доставлю их вам в участок.
– Нет. Не будете ли вы так добры принести их в школьную часовню, мисс Бриггс?
– Часовню? – удивилась я.
– Да. И прошу, не обращайте внимания на полисменов. Просто скажите что вы ко мне, и они вас пропустят.
Разговор оборвался, не дав возможности выяснить, что именно имел в виду мужчина. Какие полисмены? Что он делал в школьной часовне? Очки? Я даже не догадывалась что они были ему нужны…
На удивление, его простое поручение помогло мне несколько расслабиться и отвлечься. Положив трубку, я отправилась прямиком в комнату постояльца, и отворив двери, внимательно осмотрелась. Его вчерашняя рубашка покоилась на спинке стула, а постель была наспех застелена, манерой, которую можно было ожидать от человека не привыкшего к подобным обязанностям. Очки в тонкой позолоченной оправе лежали на прикроватной тумбочке, поверх бумаг и книг, что мужчина наверняка читал вечером. Одну из книг я узнала без труда, по её ярко-синему корешку, а вот вторая была скорее не книгой, а сводом правил по сбору улик. Ящик тумбочки был не до конца задвинут, а потому я потянулась к нему, дабы исправить недочёт, но как только глаза упали на содержимое, рука застыла в воздухе. Револьвер с чёрной рукояткой выглядывал сквозь широкую щель.