«Разве по долгу службы он не должен носить его с собой?» – невольно задалась вопросом, но быстро переключилась на то, зачем пришла.
Прихватив очки, я поспешила из дома, остановившись в коридоре, чтобы накинуть пальто. Разум едва поспевал за торопливыми шагами по влажному тротуару, но мне это даже нравилось. Переключиться на что-то настолько незатейливое было сущим благословением, учитывая тревогу, закравшуюся в мозг ранее. Единственное что занимало теперь мысли, это огибание луж, и частое смахивание локонов, выбившихся из причёски, с лица. Держа очки мистера Эванса в ладони, я сосредоточилась на их сохранности, но вот как только оказалась перед школой, пальцы инстинктивно сжались крепче вокруг невесомой ноши.
Жёлтый фасад здания был оцеплен полисменами, не пропускающими нарастающее число зевак внутрь. Ученицы этого престижного в наших краях заведения ютились в сторонке, перешёптываясь и озираясь по сторонам. Некоторые из них казались крайне возбуждёнными и напуганными. Они жались друг к дружке, словно замёрзшие воробьи на жердочке.
«Что здесь происходит?» – не могла не задаться вопросом, протискиваясь сквозь толпу, образовавшуюся у главных дверей.
– А вы куда, мисс? – остановил меня полисмен, вытягивая руку.
– Я к мистеру Эвансу. – тихонько пояснила, озадаченно озираясь на людей рядом. – Он проживает в моём доме, и попросил принести ему его очки.
– Ага, конечно. – недоверчиво протянул мужчина в униформе. – Вы уже не первая, кто пытается прорваться на место преступления. Идите-ка вы домой. Это вам не цирк.
– Нет, вы не понимаете, я действительно…
– Мэри? – донёсся голос из-за спины полисмена. То был Томми, и я облегчённо выдохнула. – Что ты здесь делаешь?
– Мистер Эванс попросил меня прийти, но твой сослуживец не пропускает меня.
– Всё в порядке, Джон. Дай ей пройти. – одобрительно кивнул молодой человек, после секундного замешательства.
– Я ничего не понимаю, Томми. Что произошло? Он сказал что это место преступления. Это правда? – навалилась я с вопросами на приятеля, как только мы миновали входные двери.
– Да, и тебе совершенно не место здесь. – хмуро отозвался он, двигаясь широким шагом по школьному коридору. – Ума не приложу, почему мистер Эванс вызвал тебя в подобную минуту.
Я едва поспевала за ним, а потому способность говорить подводила меня, и спустя пару минут, я перестала даже пытаться открыть рот, предпочитая просто следовать за Томми. Да и он был не особо расположен к вопросам. Его обычно прямые плечи осунулись, и то не было хорошим знаком.
Нечто зловещее ждало меня в часовне. Я это знала. Чувствовала каждой клеткой своего напряжённого тела.
«Дай Бог, чтобы я ошибалась» – взмолилась, выходя из задних дверей здания, и окидывая взглядом низкую башню с колоколом внутри.
К сожалению мои мольбы не были услышаны, и как только знакомый открыл передо мной тяжёлые двери часовни, я вновь ощутила уже знакомую нервную встряску. Ту самую, что почувствовала на пруду, завидев тело Анны.
«Господь милосердный, только не это» – прикрыла я ладонью рот, всматриваясь вглубь просторного помещения.
Медленно шагая к алтарю меж длинных скамеек, я отчаянно пыталась проглотить ком в горле, что с каждым шагом всё больше походил на тошноту. Волосы на затылке зашевелились от мурашек, пробежавших по позвоночнику. Ноги ослабели как и в прошлый раз, но упорно несли меня вперёд, к мужчине, что сейчас был полностью поглощён картиной, развернувшейся на холодном мраморном полу.
Очередная девушка. Очередная жертва. Очередное убийство. Очередная… знакомая.
– Это же Элизабет… – прошептала, не веря собственным глазам.
Как и Анна, она больше напоминала спящую. Бледные ручки сложены на животе, а распущенные локоны струились по полу кудрявым каскадом. Лёгкая улыбка на посиневших губах, и закрытые глаза. Подол платья целомудренно подтянут к щиколоткам, будто кто-то расправил его перед уходом. То был явный жест заботы, которая проглядывалась и в прошлой жертве, но всё же было одно существенное отличие. А именно – способ убийства. В то время как тело Анны не имело видимых следов насилия, тело Элизабет просто кричало о таковом. Из её груди торчала рукоять ножа, и кровь залила кремовый лиф, простираясь по обе стороны от усопшей. Злость, досада и безразличие струились от этой картины, отдаваясь холодом на моей , покрывшейся мурашками, коже.