Поднявшись по ней, мне не составило труда найти кабинет мистера Стоуна, ведь тот был единственным на втором этаже театра. И как же заколотилось моё сердце, когда я поняла, что дверь была не просто не заперта, а открыта настежь. Облизнув пересохшие от волнения губы, я нервно оглянулась, дабы в который раз удостовериться что я одна, и прошмыгнула в просторную комнату.
Первое что бросилось в глаза – полки с книгами. Они тянулись вдоль помещения и возвышались до потолка, устрашая объёмом произведений заполонивших их. А в центре, посреди роскошного персидского ковра, стоял письменный стол, заваленный горой бумаг и тетрадей. Пробежав взглядом по на удивление аккуратному почерку на страницах, я поняла что то были черновики новых пьес, а также ноты и эскизы декораций.
«Мистер Стоун и вправду талантлив, раз умудряется всё это делать сам» – одобрительно кивнула я, подобному усердию.
Ящики стола были также до краёв завалены стопками бумаг и не представляли ничего интересного, или хоть отчасти подозрительного. В общем и целом, это был кабинет истинного театрала, любящего свою роботу, и должно быть проводящего за ней большую часть суток. С одной стороны, меня это успокоило, ведь это значило что подозрения мистера Эванса не оправдались. Но с другой, мне стало неспокойно. Исключая Генри Стоуна из списка подозреваемых, мы оставались ни с чем. Пришлось бы вернутся к изначальным теориям и домыслам, а это был тот ещё труд. И это несомненно ожидало бы нас, если б мой взгляд не зацепился за едва заметную странность.
Продолговатый ковёр, потёртый и выгоревший от солнца, висел на стене по левую руку от письменного стола. По сути то не было необычно. Люди частенько завешивали трещины и дыры подобными вещицами, дабы избавиться от излишнего сквозняка. Но вот что меня смутило, так это то, что ковёр свисал неровно, и казалось нижний край отошёл от стены, открывая за собой тёмную полость.
«Неужели у него есть тайная комната, прямо в кабинете?» – приподняла я бровь и подошла к находке вплотную.
Пальцы скользнули по ворсистому краю ковра и потянули тот в сторону. За ним в самом деле скрывалось помещение. Но моя догадка о «тайне» оказалась неверна. Подрабатывая фотографом, было только логично, что у мистера Стоуна имелась тёмная комната для проявки его чёрно-белых шедевров. На узком столе с реагентами и ванночками стояла слабо горящая масленая лампа с красным плафоном, и я покрутила небольшой винт, дабы та запылала ярче.
Перед глазами тут же предстал целый ряд свежих снимков, прикреплённых прищепками к бельевой верёвке, тянущейся в несколько рядов под низким потолком. То были типичные для театра групповые фото, сродни тем что мне показывала Эмма в альбоме. По моему мнению те были удачны, и указывали на умение своего мастера. Однако на столе лежала горсть других.
«Даже у мастеров случаются оплошности» – улыбнулась я краешком рта, поднимая тонкую стопку и рассматривая неудачные снимки.
На паре из них лица были не в фокусе, а остальные пали жертвой при проявке. Грубые блики и выгоревшие края явно не вписывались в представления театрала об идеале, раз он отложил их от общей массы. После тщательного рассмотрения, я поняла что вряд ли смогу обнаружить на них что-то и вернула их на прежнее место. Глаза ещё раз пробежались по ярко-красной от света обстановке и на секунду задержались на книге, стоящей на полке, рядом с бутылками прозрачной жидкости.
«Держать книгу рядом с химикатами? Зачем, если буквально в нескольких шагах у него целая библиотека?» – нахмурилась и приподнявшись на цыпочки потянула ту на себя.
«Сонеты о юности» – гласило название на обложке, но к моему изумлению внутри не было ни одного стиха. Вернее когда-то давно они там были, но теперь от них не осталось и следа. Середина книги была вырезана и переделана в нехитрый тайник, внутри которого лежала очередная стопка снимков, перевязанных шёлковой лентой. Даже не снимая ту я поняла что это были за снимки, и судорожно сглотнула. Одно дело было слышать о подобных вещах, другое держать их в своих руках. На каждом из них было изображение полуголых дев, позирующих в весьма провокационных позах, и томно улыбающихся в камеру. До сих пор я и представить не могла, что манерный мужчина вроде Генри Стоуна мог быть заинтересован в такой «вульгарщине», как выразилась бы богобоязненная миссис Хилтон, но судя по всему он был полон тайн.