После дома Флемингов мне требовалась разрядка, и единственное что пришло на ум, так это уйти с головой в работу. Конечно «работа» было слишком сильное слово для описания моего способа по зарабатыванию денег. В моём понимании, то было больше хобби, нежели тяжёлый труд. Это было дело, в котором я не должна была оправдываться за своё неуёмное внимание к деталям, и имела возможность отпустить свой разум блуждать по холсту, сдобренному масляными красками.
Мой отец был тем, кто предложил мне выбрать для себя стезю художницы. Наверное ему было невыносимо каждый день смотреть на моё поникшее лицо, и его сердце сжималось от того, что у его дочери не было ни одного близкого друга.
Как сейчас помню день, когда он пришёл домой с новеньким мольбертом в руке и усадил меня рисовать графин, до краёв наполненный яблочным соком. Помню как ненавистно мне было это занятие поначалу. Однако, спустя несколько месяцев, и пол сотни неудачных рисунков, я наконец оценила его подарок по достоинству, и по сей день уходила от назойливого мира в причудливую страну цвета и форм.
Проснувшись как можно раньше, я наспех приготовила завтрак для своего постояльца, которого не видела с момента как он заселился в мой дом, и прихватив все необходимые принадлежности, выдвинулась к пруду, находящемуся в паре милях от моего скромного жилища. Дорога была длинной для пешей прогулки, особенно если учитывать ношу что приходилось тащить на себе, но я была не против. Сложив мольберт, я повесила его на плечо за ремешок, что уже годы назад приделала именно для таких случаев, а в руках понесла незаконченную картину и саквояж с красками и кистями.
Раннее утро как нельзя лучше показывало прелесть Спрингсмита. Тишина, покой, неторопливость. Улочки всё ещё были безлюдны, но вскоре их должны наводнить продавцы киосков, уютно располагающихся вдоль дороги. Продавцы знали всех и каждого в лицо, и частенько зазывали покупателей по имени. Такой роскоши ни за что не дождёшься ни в одном другом городке.
Сойдя с дороги усыпанной гравием, я направилась в сторону небольшого пролеска на окраине. Редкие деревья и кусты не стесняли движения, и словно расступались, пропуская в свою обитель, наполненную шелестом листвы и мягким мхом под ногами. Именно там, в глубине изумрудных зарослей, находился заветный пруд.
Крохотный и поросший камышом, для многих людей он не представлял собой ничего особенного. Уверена что многие назвали бы его «грязной лужей», или «рассадником лягушек», но для меня он был чем-то очень знакомым и любимым. Жаль что не все видели его миниатюрную прелесть. Наверное, остальным было просто невдомёк, что кроме лягушек, в нём также водились другие представители животного мира. Разноцветные стрекозы, с переливающимися перламутром крылышками, были одними из них. Или взять к примеру утиное семейство, проживающее в камышах? Они уже так привыкли ко мне, что частенько вылезали из воды, дабы поводить хороводы вокруг холста и оценить мои скромные навыки.
«Интересно, смогу ли я сегодня закончить картину?» – думала, внимательно смотря себе под ноги.
В прошлый раз мне помешали мальчишки, решившие покидать камни в воду, тем самым перепугав моих пернатых друзей. Только вот когда я наконец подняла глаза от носков ботинок и посмотрела на водную гладь, я взмолилась, чтобы то, что я увидела, было чьей-то нелепой шалостью.
Вопреки дрожи, нарастающей в теле с каждым проделанным шагом, и биению сердца, отдающемся гулом в ушах, я приблизилась к источнику своего беспокойства и замерла в неверии. Девичье тело в белой ночной рубашке, покачивалось в такт редким колыханиям воды, но в остальном было неподвижно. Фарфоровая кожа делала девушку похожей на куклу, и казалась ещё более бледной от россыпи ярко-рыжих волос, паутиной плавающих на поверхности пруда и скрывающих от взора верхнюю часть худенького лица. Руки сложены на груди, делая её похожей на спящую деву, сошедшую с полотен древних мастеров, а приподнятые уголки губ только усиливали это жуткое сходство.
Нормальной реакцией было бы закричать и броситься прочь от ужасающей картины, но я была не в силах оторвать взгляд. Ноги словно приковало к мягкой почве, а глаза блуждали по бездыханному телу утопленницы, словно пытались найти ответ на гротескность происходящего. Опустив свою ношу на землю, я приблизилась к ней, и теперь стояла на самом краю берега, прямо над её головой. Присев и робко протянув руку к мертвенно-бледному лицу, я откинула слипшиеся локоны в сторону и почувствовала как к горлу подступила тошнота.
– Ах, Анна… – прошептала едва слышно, без труда узнав девушку. – Что же с тобой приключилось?
Только теперь срочность ситуации возымела эффект. Следовало сообщить об этой находке как можно быстрее. Сжав зубы что было сил, я заставила себя подняться на внезапно ослабевшие ноги и поспешить к ближайшему телефону.