— Когда-нибудь расскажу подробнее, — пообещал он Коркмасову. — Ты лучше скажи, что здесь творится. Только прежде я хотел бы услышать, как тут все у вас получилось…
Коркмасов помрачнел. Но постепенно увлекся и подробно рассказал Уллубию о том, что произошло в Дагестане с тех пор, как они не виделись.
— Когда Бичерахов начал свое наступление, положение казалось не таким уж катастрофическим, — начал он. — Войск у нас было немало…
— Так в чем же дело?
Не пытаясь оправдываться, не ссылаясь на смягчающие обстоятельства, Коркмасов с болью заговорил о трагических ошибках исполкома.
— Не смогли собрать все силы в кулак, подчинить их единому командованию, — вздохнул он. — Да и предателей в штабе Дагестанского фронта оказалось больше чем достаточно… Бичерахов теснил нас и с суши, и с моря. У нас тоже было немало воинских частей: астраханский отряд Ляхова и Гавриленко, полк Махача, полк Тимошина, Петровский интернациональный полк. Всем фронтом командовал присланный из Астрахани Круглов. Но полки ему не подчинялись, начался разброд. Наши хорошо дрались под Дербентом и у Манаса. Но враг оказался сильнее. Подойдя к Петровску, Бичерахов предъявил ультиматум. Он потребовал, чтобы его войскам разрешили пройти через Петровск. Заявил, что не войдет ни в какие военные конфликты с нами и официально признает местную Советскую власть…
— И вы поверили ему? — не выдержал Уллубий.
— А у нас просто не было другого выхода, — сказал Коркмасов. — Войска практически были уже небоеспособны… Ну а потом выяснилось, что Бичерахов за нашей спиной сговорился с Тарковским… Едва только мы успели прибыть в Шуру, как туда уже вступили войска Бичерахова.
Коркмасов рассказал о предательском убийстве турецкими авантюристами славного революционера Казимагомеда Агасиева.
— А как погиб Махач? — спросил Уллубий.
— Слушался бы меня, может, был бы сейчас и жив. Но ты же знаешь, какой это был необузданный характер! Когда стало ясно, что сопротивляться Бичерахову мы не можем, Махач дал команду всем своим бойцам разойтись кто куда. До особого распоряжения. Я предложил ему укрыться. У меня было надежное убежище — здесь, в Кумторкале. Но он сказал, что поедет в горы, будет сколачивать там новую партизанскую армию, собирать силы для решительной битвы. Я его всячески отговаривал, убеждал, что его обязательно схватят. «Еще поглядим, кто кого схватит!» — усмехнулся он. И уехал… Заночевал в селении Нижний Дженгутай. Утром вместе со своим кунаком двинулся дальше, но у Верхнего Дженгутая они попали в засаду, организованную бандами Тарковского. Как только раздались выстрелы, кунак выскочил вперед, заслонил Махача своей грудью. Ну, да тут уж помочь было нельзя… Первая пуля досталась ему, а вторая сразила наповал нашего Махача…
Помолчали.
Потом Коркмасов рассказал, что в Темир-Хан-Шуру недавно приезжал глава английской военной миссии на Кавказе генерал Томсон. Ему устроили пышную встречу. Томсон вскоре отбыл, оставив в Петровске своего представителя полковника Роуландсона.
— А в Петровске что? — спросил Уллубий.
— В Петровске стоят части деникинского генерала Пржевальского. Вооружены до зубов. Имеются пушки и даже аэропланы. В порту военные суда, вся команда которых состоит из англичан. Даже есть отряд из Непала под командованием майора Геккелея.
— Ничего себе!
— И тем не менее, — продолжал Коркмасов, — власть марионеточного Горского правительства Пшемако Коцова не так уж устойчива. Народ его не поддерживает. Полный крах потерпел объявленный властями воинский набор: ни один округ не дал ни одного солдата…
— Вот это великолепно! — воскликнул Уллубий. — Просто замечательно! За это мы и должны ухватиться в первую очередь!.. Джалав! Я привез два миллиона рублей. Эти деньги нам выделил Совнарком на подготовку восстания. Будем сколачивать партизанскую армию…
Усталое лицо Коркмасова осветилось надеждой.
— Наконец-то!
— Прежде всего надо собрать всех товарищей, оставшихся в подполье, и создать единый центр повстанческого движения, — предложил Уллубий.
Коркмасов кивнул. Они приступили к разработке плана дальнейших действий. Забит и Юсуп молча прислушивались к их деловитой, спокойной беседе.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Февраль в Темир-Хан-Шуре стоял на редкость теплый. Мягкий пушистый снежок, выпавший за ночь, к полудню таял, обнажая грязно-бурую землю. За городом, на холмах еще сохранялись небольшие островки снега. А на равнинах уже зеленым ковром лежали озимые, нетерпеливо дожидаясь весеннего тепла. И лишь поодаль тянулись Салатавские хребты, словно закутанные в белоснежные бурки вечные стражи, охраняющие покой плодородных долин и бурных рек.