Как сказала бы моя мама: «Обманувший однажды остается обманщиком навсегда». И дело в том, что Майлз даже не был отличным парнем, если не считать измены. Он большой трудоголик с такой большой головой, что я удивляюсь, как его шея еще может ее держать. Майлз также намного старше меня, что казалось нормальным, даже крутым, когда я только начала работать на него в прошлом году.
«Хлоя, давай я покажу тебе кухню».
«Хлоя, останься после работы. Я хочу показать тебе, как довести до совершенства шоколадный мусс с тахини».
«Хлоя, эй, это всего лишь поцелуй. Мы не будем спешить».
Теперь я понимаю, что была наивной. Мы не должны были встречаться. Он был моим непосредственным начальником. Я усвоила урок тяжелым путем. Ни парня, ни работы, ни квартиры — все одним махом.
Сдавленный вздох.
Честно говоря, теперь, когда я подошла к концу пути в плане потенциальных должностей главного кондитера в городе, мне трудно игнорировать ноющее чувство в глубине души. Это отчаянное, кричащее предупреждение о том, что я не должна продолжать идти по этому пути. По-другому и быть не может: работа в ресторане абсолютно изнурительна. Я знала это, приходя в профессию, но выдержать это — совсем другое дело. «Инжир и Олива» — это тридцати двухместный ресторан средиземноморской кухни, предлагающий дегустационные меню из шести и девяти блюд с понедельника по субботу. Майлз описывает свои сезонные меню как любовные письма к островам Средиземного моря. Он претендует на звезду Мишлен (или три), и весь персонал тоже присоединился к этой цели. Для него мы — игрушечные солдатики. Несмотря на то, что наши первые места на вечер назначены не ранее 18:00, мы должны прибыть на кухню не позднее 9:00 утра. Большую часть времени мы заканчиваем уборку далеко за полночь. Этот последний год тяжело на мне сказался. Раньше мне нравилось бегать, теперь у меня нет на это времени. Раньше я занималась на кухне, готовя не только выпечку и десерты, но и всевозможные вкусности. Теперь, если вижу лопатку в свой выходной день, мне хочется кричать. Эта работа почти высосала из меня всю радость, но что мне делать дальше?
Я имею в виду фигурально. Буквально, я еду к родителям, потому что сегодня воскресенье, а каждое воскресенье у нас большой семейный ужин со всеми моими тетями, дядями и кузенами. Я не пошла в прошлое воскресенье, потому что хотела погрузиться в пучину отчаяния наедине с собой, но всю неделю моя семья донимала меня этим вопросом.
От моего брата: Ты заболела, Хло?
От отца: Почему ты пропустила семейный ужин? Ты расстроила свою мать.
От одной из моих властных тетушек (которых у меня три): Семья есть семья, от семьи не отвернешься.
Если я снова пропущу что-то в этом роде, они скорее всего, подадут заявление в полицию о пропаже человека. «Да, она примерно такого роста, брюнетка, веснушки, всегда улыбается».
Как вы уже догадались, моя большая итальянская семья немного сумасшедшая. О, и да, в качестве бунтарского поступка, в средней школе вместо итальянского я изучала испанский. Можете себе представить, как это было воспринято.
Морщусь, поправляя тяжелую сумку на плече. Я шла сюда по невыносимой жаре. Поэтому потею, задыхаюсь, сокрушаюсь о каждом своем жизненном выборе, поднимаясь по ступенькам многоквартирного дома моих родителей. Они уже тридцать лет живут в все в том же слегка обветшалом здании в «Маленькой Италии» на Бакстер-стрит. Фактически, они взяли аренду у моих бабушки и дедушки.
В шестиэтажном доме им повезло, что они живут на первом этаже, и хотя вестибюль хуже, чем обычно, они гордятся тем, что содержат свою квартиру в чистоте и уюте. Мой папа — мастер на все руки; он работал мастером по ремонту бытовой техники с тех пор, как я была ребенком. А мама всю свою взрослую жизнь проработала горничной в «Плазе». Она иногда брала меня с собой на работу, когда я не ходила в школу или уезжала на летние каникулы. Она давала мне четкие инструкции: не шуметь, быть почтительной, никому не мешать.
Я никогда не посмела бы ослушаться ее, потому что знала, что она настроена серьезно. Если бы я напортачила или усложнила ей работу, она бы меня не взяла снова, а я любила ходить в «Плазу» по одной конкретной причине: кухня.
Я пробиралась за распахивающиеся металлические двери, как тот крысёнок из «Рататуя». Менеджер был слишком занят, чтобы это заметить, и некоторым поварам это не понравилось, но большинство сочли меня достаточно милой, чтобы не обращать на это внимания. Однако единственное, что действительно имело значение, — это то, что шеф-кондитер, мисс Полетт, как мне было велено ее называть, безумно меня любила.
Это была миниатюрная седовласая женщина из Парижа, одинокая здесь, в Штатах. Она почти не говорила по-английски, но это не имело значения. Она заставляла меня работать.